Прекрасное нельзя продавать, а нужно дарить. Человек страдает бессонницей. У него болит живот, у него устало сердце – мед облегчает страдания человека.

Мед – посланник прекрасного».

Одному из авторов этого трактата было семьдесят девять лет, другому шестьдесят восемь. Жили они высоко в горах Кавказа.

Земной шар медленно крутился вместе с ними в холодном космосе, безразличном к войнам, к эпидемиям гриппа, к выстрелам в Далласе и запускаемым спутникам, к уходящей под воду Венеции, к рекордам по плаванию, к рекордам по добыче угля, к голоду африканских племен, к всемирным конгрессам врачей-сексологов, к путчам черных полковников, к возлюбленным всех континентов, ко всем смертям, ко всем рождениям…

И на этом крутящемся в холодном космосе шаре сидели два старых человека и писали трактат о меде, предлагая человечеству путь к спасению.

Не они первые писали такие трактаты. В числе их предшественников можно назвать древнекитайского автора Ли Бо, создателя «фу», итальянца Кампанеллу, американца Генриха Торо, к ним можно причислить грузина Шиошвили, который работал всю жизнь проводником в поезде Тбилиси – Поти и посылал всем главам правительств и генеральным секретарям ООН толстые бандероли. Когда главы правительств и генеральные секретари распечатывали эти бандероли, они обнаруживали в них нарисованные цветными карандашами рисунки, схемы и диаграммы, иллюстрирующие трактат Шиошвили о всемирном разоружении. Он предлагал все имеющееся в мире оружие свезти к огромному Барбалейскому оврагу, скинуть его туда и засыпать землей. Проезжая каждый день мимо оврага, Шиошвили решил, что именно этот овраг является идеальным местом для захоронения оружия. Проводя бессонные ночи в узком купе поезда, он делал эти выкладки на ста с лишним страницах с собственными антивоенными стихами и собирал их в большие альбомы.

И нет чтобы послать главам правительств коротенькие телеграммы: «Нашел овраг, свозите оружие». Нет, он в свободные от поездки дни начинает вымерять длину и глубину оврага, вычисляя его объем, трудиться по сбору информации имеющихся в мире образцов военной техники. Столько-то штук того, столько-то штук этого. И умножать, умножать, умножать.

Альбомы эти он упаковал в бандероли и разослал адресатам в Елисейский дворец, Букингемский дворец, Белый дом, императорский дом в Киото, Кремль, штаб-квартиру ООН и т. д.

Ноэ и Красоткин никуда не посылали свой трактат. Он был для них руководством к действиям. Пчелы летали над головами соавторов, когда они заливали бидоны медом, готовясь к новому путешествию.

В этот год тбилисское «Динамо» проиграло финальную игру на Кубок СССР. Счет 4:3 в пользу московского «Торпедо». Это был трагический матч.

Футболисты из Москвы приехали мрачные. Тбилиси встречал их без особой радости.

Однажды утром в квартире Михаила Месхи раздался звонок. В дверях стояли два человека.

– Мы принесли вам мед!

Месхи принял их за уличных торговцев, приходящих в Тбилиси из окрестных деревень торговать фруктами, сыром, мацони, медом.

– Это наш подарок…

Мед традиционно сливался на кухне. Польщенный и растроганный левый крайний тбилисского «Динамо» хотел усадить стариков за стол, но те отказались. Им надо было обойти одиннадцать адресов, которые они раздобыли в республиканской футбольной федерации.

Не будем утруждать читателя описанием дальнейших встреч с людьми, кому предназначался мед. В этом длинном списке встречаются люди, которых знала республика, страна, мир, были и никому не известные имена, вроде терщика серной бани № 3 Гюлмамедова-Гушарашвили или сторожа пантеона, где похоронен рядом с другими великими великий Галактион Табидзе. Было имя начальника склада готовой продукции завода безалкогольных напитков Папуны Лобжанидзе, которого мир не знал, но хорошо знал Ноэ, знал его жену, его детей.

Академика З. они встретили случайно на проспекте Чавчавадзе в толпе ожидающих троллейбус. Академик не подал виду, что удивлен словами старика, подошедшего к нему. Профессиональное чутье психиатра, привыкшего иметь дело с различными отклонениями человеческой психики, подсказало академику не садиться в троллейбус, а пригласить старика и его друга в дом. Тем более что старик знал академика по газетным статьям и фотографиям, а его знаменитые усы, как усы Буденного и Сальватора Дали, нельзя было спутать с другими.

Сняв пальто в прихожей, они пошли в кабинет. После краткого разговора по пути к дому первое, что сказал З., звучало так:

– В наше время многие забираются в свою скорлупу и живут в ней. А вы идете к людям, несете им мед. Вам это доставляет удовольствие?

– Да! – односложно ответил Красоткин З. ходил по кабинету с молоточком, предназначенным для проверки нервных реакций. Говорил он по-русски из уважения к русскому гостю.

– Скажите, а сколько килограммов меда входит в этот бидон?

– Шестьдесят.

Академик взял со стола авторучку и вывел на рецептном бланке цифру 60, умножил ее и получил результат: 360. З. давно уже понял, что люди эти – не его пациенты, никогда ими не были и, видимо, никогда ими не будут. Но форма, в какой они выражают свою доброту к миру, была необычной.

Может, объяснить ее можно тем, что живут они на горной пасеке, а не в перенаселенном городе. Что нет у них трудностей в общении с окружающими, так как их окружают не люди, а пчелы. Дела, которыми они заняты, просты и ясны. Они не попадают в стрессовые ситуации. Нет у них неврозов, они не участвуют в непрерывном беге к успеху, в беге, который превращается в манию преследования. Они не думают о том, что жизнь их недооценила, что отодвинула их в тень…

Живут они в горах, преисполненные доброты к миру, и нашли простую форму, как выразить эту доброту, – разлить ее по миру медом.

Все это было верно и не верно, и сам З. понимал, что картину, которую он нарисовал, где в центре беснующегося мира стояли двое детей природы, была простой до чрезвычайности. А может, перед ним сидели два монаха?

Может, уход на пасеку есть уход в монахи? Разочаровавшись в жизни после бурных лет, полных терзаний и надежд. И шестидесятилитровый бидон, может, есть последняя попытка примирения с миром, последнее доказательство своей любви, а если это не так, то зачем пускать на ветер 360 рублей?

З. провел с гостями весь день за столом, разливая молодое кахетинское вино.

Поздно ночью, помогая гостям надеть пальто, З. сказал им:

– В нашем возрасте начинаются разные неприятности: боли в пояснице, тяжесть в ногах, отложение солей и прочая муть. Не дай вам бог, но если что, у меня много знакомств в медицинском мире, приходите… – Поцеловав Ноэ и Красоткина, добавил: – Приходите и здоровыми…

На следующий год произошел ряд событий. Разболелся Красоткин. Дочь Ноэ, Тасо, долго не принимавшая ничьих ухаживаний, вышла замуж за киномеханика из Амбролаури.

На свадьбу приехал Захарий. Сандро, обиженный на отца за то памятное избиение, ограничился денежным переводом сестре на довольно крупную сумму.