Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше он не видел ничего, кроме высокой травы да трёх рыхлых стогов молодой ивы. Даже в небе не находил он теперь некрасивых облаков и больше не запрокидывал головы, только чаще протирал упаренные в мареве глаза, смотрел перед собой и выискивал новый, сухой маршрут. Скоро джинсы промокли от росы, под ногами зачавкало. Руднев свернул с мокрой тропы в траву, в которой было суше. Теперь каждый новый шаг он делал с проверкой, пробуя мыском кочки осоки. И проваливаясь из раза в раз, и набирая полный ботинок, Илья понимал, что любой будущий путь лежит через болото.
— Дальше пойдём босиком, — сказал он назад.
Руднев затаился, чтобы услышать ответ Зазы. Раздался шорох. Это трепыхалась в пакете рыба.
— Заза?!
Наверное, он отстал, когда я свернул, подумал Руднев. Но тропинка тянулась рядом, и он шёл с нею сообща. Он бы увидел человека, точно бы увидел!
— Заза, ты идёшь?! — крикнул он высоко.
Посыпался крупный дождь. Смылись последние краски. Зашипела под ливнем трава. И рыба, почувствовав воду, опять ударила по его бедру хвостом.
Руднев решил вернуться. По прежней дороге, не сворачивая и не сокращая путь. Он торопился. «Это та же тропинка, — повторял себе Илья. — По ней я выйду к реке. Там будет ждать Заза, мокрый и злой. Но, скорее всего, я догоню его раньше». Но чем быстрее шёл Руднев, тем острее он понимал, что идёт не туда. Он звал Зазу простым «Эй!», застывал и опять спешил, снова кричал: «Э-эй!». Руднев решил снять ботинки, потому что они были полны и мозолили пятки. Он вылил из них воду, смыл налипшую на подошву глину и сунул в карманы пальто. Потом закатал джинсы и шёл босиком. Сначала земля показалась ему ледяной, но скоро ноги привыкли. Идти без обуви было легче.
Его плечи намокли, намокла спина. Дождь ударил с новой силой, будто кто выбил кран. Метёлки ежи повисли, и с них бежали струи. Наконец он увидел кроны ивы и решил, что берег близко. Тропа тоже погрубела, и капли дождя отскакивали от неё глухой дробью. Рыба в пакете встрепенулась, перевалилась на спину.
— Когда же ты сдохнешь? — спросил её Руднев.
Но жерех настойчиво бил хвостом. Он извивался, будто его только достали из речки, сильного и уверенного, не готового умирать.
Руднев положил спиннинг на землю, обернул вокруг рыбы пакет, взялся за него двумя руками и резко надломил.
Послышался хруст.
В пакете лежал жерех со сломанным хребтом. Он был красивый, матово-серебристый, с чернёной спиной. Он был мёртв, и изо рта его шла кровь.
— Эй! — опять крикнул Руднев уже совсем тихо.
И заметил впереди силуэт. В нескольких метрах от него стоял человек с поднятой рукой.
Руднев тоже поднял руку, в которой держал снасти.
— Заза! — сказал он осипшим голосом. — Сволочь ты… Я думал, ты идёшь за мной! Ищу тебя…
И бросая вперёд все те слова и проклятия, которые успел надумать, когда выбирался из хляби, Руднев вдруг услышал шорох. Он поднёс к лицу пакет. Рыба очнулась. Она была опять жива и жутко плясала внутри, размазывая свою кровь. И чем ближе Руднев подходил к чернеющему в мареве силуэту, тем сильней билась рыба.
Еще пара шагов, и он смог разобрать, что впереди стоит не Заза. Он увидел, что силуэт не полон. Та рука, что была поднята в зовущем жесте, точней, её кисть, болталась на лоскутах, как жухлый лист.
— Что с вами? — спросил Руднев у незнакомца. — Я врач.
На него вышел человек, обгоревший до черноты и корчи, человек без лица и одежды.
Руднев попятился назад. Выпустил из рук снасти и пакет с уловом. Резко развернулся и побежал обратно в поле. Он бешено озирался — ему слышалась погоня. Ноги проскальзывали на размякшей под ливнем земле. Осока липла и резала икры. Грудь начало саднить. Он нырнул в траву, где оставалась возможность спрятаться, в случае если усталость догонит его быстрее преследователя.
Рядом зашипела трава, в мокром шелесте кто-то спешил к нему скачущим шагом. Он развернулся в ту сторону, откуда раздавались звуки, поискал под руками камень или палку — любое оружие для защиты. Когда шорох был совсем рядом, Илья сдвинул к корпусу локти, сжал кулаки, готовый ударить первым.
Руднев увидел Зазу. В его последних шагах было много нерешительности, а в глазах — много испуга. Заза попробовал улыбнуться.
— Где ты ходишь, дурак?!
Руднев опустил кулаки. И сразу ощутил, насколько они тяжелы. Чудовищно тяжелы.
— Я тебя везде искал, — сказал Заза, задыхаясь после бега. — Думал, выйдешь назад. Кричал тебе. Думал, всё равно вернёшься. Там ведь… там не пройти, понятно. Кричу, а ты прёшься, как баран! Думал, вернешься. — Он отдышался. — Потом решил, хрен с тобой. Не заблудишься, не утонешь, не дурак. Пошёл домой. Иду и слышу — орёт. Орёт дурак. Чего орал?
Руднев не ответил. Его трясло.
— Ну?.. Пошли-пошли. Пойдём домой.
3
— Паршивый дождь! Вся промокла, пока добралась. Вон, — сказала Маша с напускной злобой и выставила ножку. — Кеды чавкают, как поросята.
— Ты сегодня рано.
— Вы простыли, Илья Сергеич? Так хрипите!
Маша швырнула под вешалку мокрый зонт, раскрыла сумочку и, отвернувшись, принялась что-то искать в её звонких внутренностях.
— Нет, я здоров.
— А я всегда рано прихожу! Мне опаздывать нельзя. — Маша нашла наконец-то зеркальце, подставила к одному глазу, ко второму, поправила салфеткой губы. Меж лопаток её прыгала мокрая кисточка наспех сплетённой косы. — Там опять эта собака во дворе. Надо кому-нибудь сказать, чтоб её убрали. Не дело это, чтоб в больнице…
— Не дело, — согласился Руднев. Голос его стал выправляться.
— А вы что не переодеваетесь?
— Холодно.
Он стоял у разбитого окна, пряча шею в поднятом воротнике пальто.
— Вы точно не заболели? — Руднев не отозвался. Тогда Маша осторожно приблизилась к нему. — Видали, у нас итальянский ресторанчик под боком открыли? Говорят, готовят очень вкусно.
— Чего?
Руднев растерянно посмотрел на неё.
— Чего?! — передразнила Маша с довольно милой улыбкой. — Пиццу, пасту, ризотто! Что там ещё? Давайте сходим и попробуем.
Руднев подошёл к вешалке. Поглядел на зонтик, который дохлым вороном лежал в углу. Потом он снял пальто и набросил его на крючок.
— Пойду найду Максимова.