– Хватит ныть! – отмела она мой незатейливый черный юмор. – Так, слушай сюда! У корня твоего зуба целых четыре ответвления. Как медуза, честное слово! А от самого зуба на поверхности почти ничего не осталось. Раскололся и выкрошился. Довел ты его. Его либо удалять, либо кропотливо восстанавливать. Восстановление – процесс небыстрый.

– Больно будет? – съежился я в кресле.

– Примем меры, обезболим. Я тебе укол сделаю, – ласково пообещала Таисия. – Могу даже два, три.

– Ой, уколов этих еще больше боюсь! – воспротивился я. – Такой шприц у тебя, как орудие пыток! И так мерзко делается, когда втыкают в челюсть! Такой скрежет!

– А что, удалять не боишься? Без зуба жить лучше? Так все порастеряешь! Будешь шамкать, как столетний дед. Ну, не стыдно?

– Стыдно, – честно признался я. – Слушай, Тасечка, ты сделай сама, как считаешь нужным. Чего меня спрашивать! Ты же знаешь нас, мужиков.

– Знаю и диву даюсь! В таких опасных переделках бываете, а зубы лечить боитесь! Чудики вы все. Так, будем восстанавливать! Все, сиди тихо, открой рот пошире. Буду удалять нерв и пломбировать каналы.

И Таисия принялась копаться у меня во рту, как в собственной сумочке с целью наведения там тотального порядка. В её руках замелькали блестящие инструменты и какие-то проволочки. Победно жужжала бормашина, а я, совершенно беспомощный, полулежал в кресле с разверстым ртом.

Все закончилось тем, что она поставила мне временную пломбу и назначила еще одно свидание для окончательных отделочных работ. Челюсть моя одеревенела, но боль утихла. Я ощущал предательскую слабость, но попытался, как можно бодрее сказать замечательной медичке:

– Спасибо, дорогая Тая! Очень хотелось бы отблагодарить тебя по-настоящему. По мужски…

– Ладно, успеется! Какие наши годы! – усмехнулась Таисия. – Иди уже, Казанова!

Подъезжая к дому, я мечтал только об одном – скорее лечь в теплую постель. Дверь мне открыл Павлуша, а из глубины квартиры доносились голоса жены и тещи.

– Бабушка приехала! – доложил мне сын. – Она мне принесла того здоровенного робота-трансформера, которого мы с тобой в «Детском мире» видели, помнишь?

– Помню, – кивнул я.

– А сами они про тебя говорили! Мама ей жаловалась, – шепотом добавил сын.

– Уяснил, – опять кивнул я. – Приму к сведению, сынок, и настроюсь на оборону. А ты вот на-ка, разбери пакет. Там есть для тебя кое-что.

Павлуша побежал в комнату вперед меня, звонко возвещая:

– Папа пришел, папа пришел! Вкуснятины принес!

Голоса женщин разом стихли, как по команде. Эта тишина приобрела особенный оттенок. Я понял, что лечь в кровать мне удастся не сразу.

Мать моей жены была женщина толковая, тактичная и занятая, поэтому навещала нас нечасто. Все её визиты имели тематику. Я питал к ней нелицемерное уважение, приобретенное еще во времена студенческой молодости. Дело в том, что моя теща, Лидия Тимофеевна, была заместителем декана на нашем юридическом факультете. Немало, ох, немало, стерпел я прямых и косвенных намеков от приятелей, когда на четвертом курсе женился на Ирине. Теща меня не баловала, но и не заедала, но мне всегда казалось, что она видит меня насквозь. Я догадывался, что жена сама пригласила свою мать и сделала это неспроста. Привлекла, так сказать, тяжелую артиллерию на свою сторону. Что ж, хочешь мира – готовься к войне.

– Здравствуй, Сашенька! – первой поздоровалась Лидия Тимофеевна. – Как твои дела?

– Какие у меня дела? У меня так – делишки, – сорвалось у меня с языка.

Фразы выстроились глуповатые. Я попытался сдобрить свои слова улыбкой, но она, конечно же, вышла вымученная. Местный наркоз ещё не отошел, и я едва владел своим языком, да и вся правая половина лица была налита недужной тяжестью. Таисия постаралась на славу, избавляя меня от боли, и не пожалела анестетика.

– Вот видишь, мама, вот так он постоянно ухмыляется и паясничает! – поспешно выпалила Ирина в своей непревзойденной манере. – Где бывает, что делает?! Какие-то фоточки изготавливает, по ресторанам ошивается, в банях намывается. Какие-то звонки, незнакомые голоса! И все тайны, тайны! Мужику тридцать пять лет, а он все в игрушки играет! Тратит время даром! Шел бы в помощники адвоката или нотариуса, пока не поздно!

Я стоял и криво улыбался. Я осознавал, что мой человеческий и социальный коэффициент был невысок в глазах моей жены. Я выслушал до конца её обвинительную речь, но не стал защищаться. Во-первых, мне было трудно мыслить и говорить, а во-вторых, мне не нравились её методы воздействия. Выстроилась мизансцена, напоминающая судебное заседание. Я в качестве обвиняемого, Ирина – прокурор, теща – судья. А где же мой адвокат? Зная напористость своей жены, я бы не отказался от присяжных. Пашка в силу возраста в защитники не годился, да и не хотелось его вовлекать. Мой сын безмятежно сидел за столом и крутил конечности чудовищного робота, одновременно уминая и пирожные. Ему оставалось только позавидовать: желаемое и действительное у Павлуши пока совмещались.

– Ну, по крайней мере, Александр ночует дома. И это уже хорошо, – миролюбиво отметила теща. – Что-то ты бледный, Саша.

– Выпил наверно с Паниным! – вынесла свое скорое суждение Ирина.

– Нет, он не пьян, – возразила теща. – Ты погляди, ему нездоровится. Уж не зубы ли?

Бесспорно, эта уважаемая женщина видела меня насквозь. Я поспешно закивал головой.

– Ну, вот видишь! Может, чаю? Кушать ты пока не сможешь. А хочешь кашки? Манной или овсяной? – участливо спросила Лидия Тимофеевна.

– Овсяной. На молоке. Жиденькой, – промямлил я.

– Давай, иди, переоденься, умойся, а я пока сварю, – мягко распорядилась теща. – Ира, где крупа?! Молоко есть в этом доме?!

По тону, которым она обратилась к дочери, я понял, что заседание домашнего суда откладывается на неопределенный срок.

Женщины накормили меня легким ужином и отпустили спать. Уже лежа в постели, я услышал, как Лидия Тимофеевна увещевает свою дочь:

– Вначале накорми мужика, а потом разговоры разговаривай. И мягче, мягче надо быть. И не стрекочи, ты же не на работе. Жизнь – она полосатая, Ирочка. Наберись терпения. Разрушить семью нетрудно, а вот создать… Я со своей гордостью, сколько лет одна прожила! Думаешь, легко было?

– Так ты же сама выставила отца? Он же изменил тебе! – упрямилась Ирина.

– Изменил, но каялся, а я не приняла его назад. А знаешь, как оказывается ужасно, когда и прощать-то некого. А потом, лет через….

Я не дослушал до финала мелодраматичную историю трудной любви моей тещи. Мысли мои начали мешаться, сознание затуманилось. Я уснул.

Известно, что для построения благополучного бизнеса необходимо обнаружить насущную потребность в слоях общества и удовлетворить её, как можно полнее. Светлана заполнила нужную нишу. Товар оказался ходовым. Люди не прекращали мыться, краситься и ухаживать за своим обличьем, невзирая на тревожные события тех дней. Пузырьки и флакончики, как изволил выразиться её муж Олег, шли нарасхват. Ей требовались отлаженные поставки и четкая организация сбыта.