Он отдал ей «зиг». Она быстро извлекла обойму, передернула затвор и глянула в патронник, убеждаясь, что пистолет не заряжен. Убедившись, что он безопасен, бросила его в большой чистый пластиковый пакет на молнии и отложила в сторону на покрытую жаропрочной пластмассой стойку. Пошарила в своей кожаной сумке, достала листок бумаги и сощурилась над ним.

– Значит, «кольт» у вас в шкафчике?

– Ордер есть на проверку?

– Мне он не нужен. Не тот случай. У меня есть разрешение от Расса Дорра, генерального директора «Санбелт маркетплэйс», фирмы, владеющей этим торгцентром. Можете позвонить ему сами и спросить, если интересуетесь. Ваш шкафчик – не ваш. Он – его.

– Что вы станете делать, если его там нет? Домой ко мне пойдете? На это лучше ордер иметь.

– Нам незачем идти к вам домой, мистер Келлауэй. Мы там уже побывали. Ваша жена дала нам ключи и позволила нам войти, на что имеет право. В закладной она значится вместе с вами. Увы, мы не нашли ни «кольта», ни «зига»… – она пробежала глазами по листу бумаги – …ни «узи». В самом деле? «Узи»? Это уже какие-то Рэмбо-штучки, мистер Келлауэй. Ради вас самого, надеюсь, что «узи» не был переделан.

– Это часть наследства, – сказал он, – 1984 год, от деда достался. Если бы ваши ребята заглянули в мой шкаф с документами, то нашли бы все бумаги на него. Все по закону.

– Это, должно быть, денег стоит. Охрана торгцентра, полагаю, хорошо оплачивается. Верно? Вы выше крыши получаете, следя за тем, чтоб никто не прихватил какой-нибудь «Синнабон» и не рванул с ним к дверям?

Келлауэй отпер свой шкафчик, достал «кольт» и вручил его ей: рукояткой вперед, барабан открыт. Латинка вытрясла патроны в ладонь, крутанула барабан и легким ударом кисти вернула его на место. Револьвер отправился в пластиковый пакет вслед за «зигом». Акоста написала ему расписку в блокноте, напоминавшем такие, какими пользуются официантки, принимая заказ. Этим-то Акосте и следовало бы заниматься: записывать заказы в какой-нибудь кондитерской подальше отсюда.

– «Узи» в машине?

Он открыл было рот, чтобы спросить, есть ли у нее ордер, но она подняла взгляд и уставилась ему прямо в глаза с благожелательным спокойствием, что он едва выносил. Верняк, он у нее есть. Просто ждала, когда спросит, чтоб под нос ему сунуть и еще раз унизить.

Она проследовала за ним по длинному коридору и, миновав металлическую дверь, на стоянку. Послеполуденный свет всегда удивлял его после дня работы в торгцентре: резко очерченная ясность мира, привкус океана в воздухе. Пучки пальмовых листьев раскачивались с легким шорохом. Солнце ушло далеко на запад, и небо было охвачено задымленным золотистым светом.

Акоста следовала за ним по асфальту. Увидев машину, она рассмеялась.

– Неужто? – спросила. – Вот не подумала бы.

Он не смотрел на нее. Его машиной была ярко-красная «Тойота-Приус». Он купил ее ради сына, потому как Джордж переживал за пингвинов. Они почти каждые выходные ездили в аквариум смотреть пингвинов. Джордж мог целый день смотреть, как они плавают.

Келлауэй поднял дверцу задка. «Узи» лежал в черном твердом футляре. Охранник ввел код, щелкнул замками и отступил назад, чтобы латинка смогла взглянуть на оружие, аккуратно уложенное в контуре, вырезанном в черной застывшей пене. Эту испанку с ее лесбиянской стрижкой он не выносил и был удивлен, когда ощутил определенное удовольствие, позволив ей осмотреть оружие, каждая деталь которого была смазана, а все оно черное и до того чистое, что вполне могло бы сойти за новенькое.

Впрочем, на нее это впечатления не произвело. Когда заговорила, голос ее был скучным и почти не верящим:

– Оставляете целиком автоматический «узи» в машине?

– Боёк у меня в шкафчике. Он вам нужен? Мне придется обратно сходить и взять его.

Заместитель шерифа захлопнула пластиковый футляр, достала свой официантский блокнотик и опять принялась писать.

– Прочтите судебный запрет, мистер Келлауэй, – сказала она, вырвав расписку и вручив ее ему. – Если что в нем не поймете, обратитесь за разъяснением к адвокату.

– Мне нужно поговорить с моим сыном.

– Судья предусмотрит это, я уверена, – через пятнадцать дней.

– Я хочу позвонить своему мальчику и сказать ему, что со мной все в полном порядке. Я не хочу, чтобы он боялся.

– И мы не хотим. Потому-то и судебный запрет у вас на руках. Всего хорошего, мистер Келлауэй.

Она на шаг отошла с черным пластиковым футляром, и он швырнул ей судебный запрет в спину – не смог сдержаться. То было последней каплей – ее понимание того, как ей работать, защищая его сына… от него. Бумаги ударили ее между лопаток, как дротик какой. Латинка застыла, стоя к нему спиной. Потом аккуратно поставила футляр с «узи» на асфальт.

Когда она повернулась, то лыбилась куда как широко – во весь рот. Он не очень соображал, что произошло бы, если б она сняла со своего ремня наручники, что бы он сделал. Однако вместо этого она лишь нагнулась, подобрала бумаги и шагнула к нему. Оказавшись с ней вплотную (она остановилась лишь в дюйме от него), он был поражен ее массивностью. Приземистая, зато сбита, как крепыш-средневес. Мягко засунула бумаги в карман его рубашки, где они пристроились к кожаному чехлу с его набором инструментов.

– Так вот, дорогуша, – заговорила она. – У тебя в них надобность будет, чтоб показать своему адвокату. Если хочешь получить право навещать своего малыша – вообще любые права видеться с сыном – понадобится тебе знать, что ты нарушаешь. Ты в дебрях заплутал, а они, если станешь под рукой их держать, укажут тебе путь. Понимаешь меня?

– Полностью.

– И надо будет тебе избегать набрасываться на служащих штата Флорида, угрожать или раздражать их, не то они засадят твою задницу под замок, обесчестят тебя перед твоими коллегами, перед прохожими, перед Богом и всеми вообще. Тебе вполне понадобилось бы избегать изводить представителей закона, которые возьмут да и заявятся на судебное заседание, чтобы поведать, как ты швыряешься всякими вещами, что доказывает, как погано ты сдерживаешь свои эмоции. Сечешь, к чему клоню?

– Ага. Усек. Еще вопросы есть?

– Нет, – бросила она, подхватила футляр с «узи», а потом задержалась и посмотрела ему глаза в глаза. – Есть. На самом-то деле. Один. Я вас спросила, целились ли вы из пистолета в свою жену, и вы мне не ответили.

– Нет, и черт меня возьми, если когда стану целиться.

– О’кей. Меня, впрочем, другое интересовало.

– Что?

– Вы наставляли оружие на своего сына? Пугая жену, мол, если она попробует забрать его, то вы ему мозги по стене размажете?

В животе у него забурлило – тошнота, кислота. Захотелось швырнуть еще чем-нибудь, в рожу ей запулить, чтоб губы разбить, чтоб кровь брызнула. Захотелось в тюрьму отправиться… вот только, если она его засадит, он потеряет свои права на Джорджа навсегда. Он не шевельнулся. Не ответил.