– Пока Франция будет иметь столько границ…

Вероятно, он имел в виду многочисленное количество графств, герцогств, практически государств в государстве.

– …у нас могут украсть не только графа, но и короля.

Почему-то другие варианты исчезновения наследника ему в голову не пришли. Уже сидя, он обвел взглядом присутствовавших и спросил:

– Несмотря на случившееся, нам надо принять решение.

Все в знак согласия закивали головами.

– Давайте, – он вздохнул с облегчением, – я подпишу.

Маршал и юрист переглянулись, понимающе подмигнули друг другу.

Король взял отточенное гусиное перо, обмакнул его и аккуратно расписался.

– Всё, – и отодвинул бумаги на край стола.

Взглянув на коннетабля, кивнул головой.

– Слушается дело графа Ангеррана де Куси.

– Консилиум рассмотрел, – голос у докладчика чистый, спокойный, без эмоций.

«Дело де Куси… дело де Куси, – застучало в голове Людовика, – ну, будет буря!»

– …Были задержаны трое молодых дворян в его угодьях. Граф обвинил их в браконьерстве и приказал казнить, чем нарушил…

«Казнить, казнить», – опять забилось у короля в голове.

– …и приговорил их к повешенью.

«Повешенье, повешенье… троих молодых… повешенье», – назойливо продолжало стучать.

– Граф здесь? – резко спросил король.

– Да, сир. Прикажете его ввести?

– Да.

Симон де Нель повернулся и кивнул головой смиренно сидевшему у двери человеку. Тот вскочил и опрометью бросился за дверь.

Вскоре на пороге показался немолодой человек. Волосы его были всклокочены, борода неухожена. Дорогая одежда измята, местами порвана. На руках и ногах – цепи. Он шел медленно, с наклоненной по-бычьи головой, словно хотел на кого-то броситься. Взгляд исподлобья говорил о той ненависти, которая бушевала в его груди.

Король отвернулся и стал смотреть в окно. Виден был только клочок голубого неба, по которому плыли обрывки облаков. Симон почему-то молчал, и король вынужден был оторваться от своего наблюдения. Его взгляда было достаточно, чтобы тот вновь приступил к чтению. Все присутствовавшие, кто с интересом, кто с нескрываемым торжеством, смотрели на подсудимого. Это был сильный, мужественный человек, наделенный изрядной долей упрямства. Им будет трудно с ним совладать. Скорее всего, придется просто сломать.

Когда Симон кончил чтение, король задал подсудимому вопрос:

– Вы не чувствуете, граф, угрызения совести, приказав повесить трех… трех, – повторил он, – молодых дворян.

– Нет, сир. Они нарушили закон моих предков и за это поплатились.

– Но, – подал голос Симон де Нель, – королевский указ давно отменил все ваши неписаные законы и устаревшие традиции. Почему вы не подчинились воле короля?

– Не воле короля, – Людовик смотрит на Симона, – а тому закону, который обязан выполнять и сам король. Закон – это акт высшей справедливости, ибо он уравнивает перед собой всех, будь то граф или какой-нибудь крестьянин.

– Да, сир, вы правы, – Симон де Нель, чуть привстав, склонил голову.

Маршал ногой толкает пэра. Но тот невозмутим.

– Король должен подчиняться и воле тех, кто его избрал, – подал голос Ангерран.

Он явно намекал на то, что был в числе тех, кто по повелению Людовика VIII короновали на французский трон Людовика, тогда мальчика. Но король парировал его выпад своим ответом:

– Во Франции короли не избираются, а наследуют власть. Ты, де Куси, только подтвердил мое право. По этому праву и ты владеешь своим графством.

– Которое вы сейчас стремитесь отнять! Но боги, боги накажут тебя за это! – Ангерран загремел цепями. Пришла очередь сказать свое слово и Герену. Поправив крест на груди и этим как бы подчеркнув свою принадлежность, епископ сказал:

– Господь Бог, венчая короной помазанника, этим выражает свою волю. Он вручает ему паству, за которую тот должен нести ответственность. Границы этой ответственности должны выражаться законом, ясным и понятным для всех. В одном государстве не может быть чересполосица законов. В этом сила государства, а вы, граф, хотите подорвать эту силу.

Епископ не смотрел на Ангеррана, но, закончив речь, повернул голову в его сторону.

– Силу государства всегда составляли мы, – он с силой ударил себя в грудь, – а вы сейчас подрываете эту силу.

– Я вижу, – король заговорил спокойно, – граф ничего не понимает. К тому же мы отошли от дела, по которому здесь собрались. Лишить молодых людей жизни только за то, что они в пылу охоты перешли невидимую графскую границу! Да как чувствуют себя их матери, невесты! И что подумает народ о своем короле, который не может защитить их? Вы знаете, граф, я не люблю охоту, но скажите мне, только честно, если у вас еще осталось что-то от этого понятия, вы сами не топтали крестьянские поля в погоне за каким-нибудь подранком?

Граф, конечно, понял, куда метил король, и только ответил:

– Это была… моя земля.

Не то король устал, не то понял бесполезность спора с Ангерраном, но он взглянул на Симона де Неля, и тот понял, что пришло его время. Он поднялся, поправил сбившийся кружевной воротник и начал речь.

– Вот вы только что сказали, что это была ваша земля. Позвольте спросить: в каком королевстве вы живете?

Симон замолчал и уперся взглядом в де Куси. Тому почему-то стало не по себе. Он заворочился на месте. Стража насторожилась.

– Ну, – не выдержал Симон, – говорите, или я отвечу за вас.

Он еще подождал какое-то время, но, видя, что от него ничего не добьется, сам ответил:

– Во французском королевстве! Значит, кому в конечном счете принадлежит земля?

– Королю, – буркнул тот.

– Все правильно. Значит…

Симон оседлал своего конька. Он говорил так долго, а местами так убедительно, что граф не выдержал и закричал:

– Хватит! Решайте, как знаете.

– Мы знаем только закон, – Симон де Нель улыбнулся, – а по закону за ваше преступление предусмотрен… – Симон де Нель посмотрел на коннетабля.

Тот вздохнул и тихо сказал:

– Смертная казнь! – и добавил: – Консилиум рассмотрел.

Он положил бумаги перед королем. Король накрыл их своей сухой ладонью и поочередно посмотрел на сидевших за столом. И опять каждый кивнул головой в знак согласия.

– Быть… посему, – сказал король и потянулся за гусиным пером.

В это мгновение Ангерран оттолкнул стражей и, сделав несколько шагов, упал на колени и взмолился:

– Ваше величество, сир, в память о вашем отце, с которым мы столько времени делили в походах кров и еду, молю вас: спасите!