Пока Стрегону везло. Всякий раз после охоты он находил обратную дорогу и с трудом, но все-таки возвращался в прежнее тело. Однако сколько это будет продолжаться, он не знал. И не знал, как долго сможет противиться безудержному зову своего второго "я". Потому что зверь внутри него все еще рос, набирал силу. Вроде пять лет прошло, и этот процесс должен был, по заверениям Шира, замедлиться. Но этого почему-то не случилось, и Стрегон отчетливо понимал, что волк с каждым днем становится чуточку сильнее. С каждой ночью все увереннее поднимается на лапы, все требовательнее подходит к опасной границе трансформации. И, в то же время, он вдруг начал меняться. Стал незаметно изучать окружающий мир, глядя на него глазами человека. Делал выводы. Набирался опыта. И, соответственно, становился все более опасным.

За последние месяцы Стрегон не раз ощущал в себе его присутствие даже среди бела дня. Не раз слышал внутри раздраженный или недовольный рык. Незаметно вздрагивал от ощущения знакомого зуда в покрасневших деснах. И, с холодком чувствуя, что хитрая бестия просто избрала другую тактику, поспешно ронял взор в пол, когда оказывалось, что она подкралась слишком близко и уже глядит наружу через его пожелтевшие зрачки.

Вот и сегодня, в зале, он едва не перекинулся. Затем зачем-то брякнул Таррэну про свое чутье. Затем, с трудом скрывая непонятную, какую-то НЕсвою радость, кинулся выполнять его приказ. Вернее, они оба кинулись, вместе с ликующе взревевшим волком. А вскоре, безошибочно отыскав едва заметный след, Стрегон пришел на этот утес. Пришел с нетерпением, со смутной надеждой и в бесконечных сомнениях. Не слишком понимая, почему, вопреки рассказам побратимов, стоит рядом и совершенно не чувствует того, что должен был испытывать, находясь рядом с неумолимым, раздраженным, откровенно недовольным Вожаком.

Удивительно, но ему не хотелось упасть на брюхо или униженно вымаливать прощение. Не хотелось подворачивать беззащитное горло или воевать за лидерство в стае. Как ни странно, сейчас ему было просто тоскливо. Одиноко, больно где-то глубоко внутри и необъяснимо грустно. Но причину такого странного состояния Стрегон пока не мог понять. За исключением того, что сейчас в нем бурлили чувства очнувшегося ото сна волка. ЕГО боль. ЕГО тревога. ЕГО стремление быть услышанным. Именно они привели его сегодня сюда, к Белке. И это именно ОН зачем-то искал ее этой ночью.

- Эй, ты чего? - тихо спросила Белка, когда Стрегон вдруг обхватил голову руками и сгорбился, словно внутренний зверь рвал его на части. - Стрегон, тебе плохо?

- Не знаю, - устало выдохнул он. - Не знаю... ничего уже не понимаю...

- Что не так? Что ты пытаешься мне сказать?

- Не уверен, что этого хочу именно я.

- Все равно скажи, - как можно мягче попросила Гончая, одновременно с этим здорово насторожившись. - Ты ведь для этого пришел? Что тебя гложет?

- Многое. И ничего из того, что было важно раньше.

- Расскажи, - попросила она, мудро не приближаясь. - Расскажи, пожалуйста. Я умею слушать.

Стрегон прерывисто вздохнул и неожиданно почувствовал, как внутри него взволнованно шевельнулся, нетрепливо подавшись вперед всем телом, волк. Как резко он напрягся, словно только ждал команды. Но, вместе с тем, почему-то прекратил рваться наружу. Как-то необъяснимо застыл, больше не делая попыток причинить боль, как-то странно притих, присмирел. Только таращил изнутри крупные желтые глаза, беспокойно царапал душу когтистой лапой и тяжело дышал, впервые за пять лет отчетливо поняв, что не может обойтись без помощи человека.

И человек это тоже почувствовал.

- Я... честно говоря, я даже не знаю, с чего начать, - неожиданно признался Стрегон и тут же ощутил требовательный толчок изнутри. - Так много всего... так смутно... неопределенно...

- Ты помнишь Инициацию? - осторожно уточнила Белка.

- Нет. Вернее, помню, но не всю.

- А что именно помнишь?

Волк вдруг смирно улегся, окончательно успокоившись, и Стрегон принял это, как добрый знак. Кажется, ОН именно этого добивался? Может, мы поэтому друг друга не понимали? Может, как раз этого разговора ЕМУ так не хватало? И раз уж ОН готов сейчас спокойно слушать, то... пожалуй, поговорим?

- Я помню боль, - послушно припомнил перевертыш свои первые впечатления от ритуала. - Яркий свет. Дрожь. Страх.

- Чего ты боялся?

- Не знаю. Мне показалось, я умер... а потом почему-то снова воскрес.

- Хорошо, - беззвучно прошептала Гончая. - Хорошо, что только это.

- Еще я помню крик, - снова вздохнул Стрегон, и она странно вздрогнула. - Чужой. Незнакомый. Но, кажется, испуганный. А за ним - сильную боль, будто меня ударили в самое сердце. И какую-то пустота внутри... огонь... и снова боль, словно там все оказалось выжжено дотла... хотя снаружи, вроде бы шел настоящий ливень.

Белка вздрогнула во второй раз.

- А потом? - спросила едва слышно, будто боясь услышать ответ, но перевертыш лишь покачал головой.

- Это все, Бел. Потом я очнулся в своем новом доме уже самим собой и услышал, как Шир сказал, что я теперь в стае.

- Что ж, могло быть и хуже...

- Что со мной было? - не поднимая глаз, спросил Стрегон. - Я действительно умирал?

- Тебе лучше не знать.

- Я хочу знать, Бел. Пожалуйста, скажи.

- Не стоит, Стрегон, - тяжко вздохнула Гончая. - Честное слово, не стоит. Это совсем не то знание, от которого тебе станет легче.

Он чуть кивнул и как-то разом помертвел. А волк внутри него тоскливо заскулил и с болью отвернулся, чувствуя себя отверженным.

- Хорошо, как скажешь. Мне уйти? - спросил он равнодушно, потеряв всякий интерес к разговору.

- Зачем? - нахмурилась Белка.

- Так... просто показалось, ты не хочешь меня видеть.

- Вовсе нет.

- Тогда почему ты отказываешься говорить? Что вы с Широм скрываете? Почему никто не может объяснить, что со мной происходит?

Она вздрогнула в третий раз и собралась было ответить, что ничего такого не имела в виду... но Стрегон вдруг поднял голову и пристально посмотрел неуловимо пожелтевшими глазами. И в них неожиданно мелькнула такая боль, такое неподдельное отчаяние... ИХ общая боль и самая настоящая мука... что у нее сжалось сердце.

- Господи, Стрегон...

- Скажи, Бел, - сухо повторил полуэльф, неотрывно глядя на нее вместе с тихо заскулившим волком. Впервые за пять лет - вместе с ним. Впервые - с одинаковыми чувствами, с одной болью, с одной горечью. Двое, как единое целое, потому что вдруг оказалось, что боль умеет роднить не хуже, чем любовь. - Просто скажи. Ты ведь обещала, что не солжешь своей стае. Никому из нас. Разве я не достоин того, чтобы знать правду?

Гончая обреченно опустила плечи, но Охотник был прав. И абсолютно справедливо требовал сейчас нелегкого разговора.