Они выехали за город. Дорога уходила на восток. Набираяскорость, все три внедорожника следовали к Ираку. Дорога стала болееоднообразной, и Алена перестала смотреть по сторонам. Фархад достал свой мобильники взглянул на телефон. Здесь он еще работал.

— Как работают телефоны? — спросил он у майора. — Я имею ввиду мобильные?

— Хорошо, — ответил ему Томашевски. — В Ираке развернутонесколько станций, ориентированных на спутники. Поэтому мобильные телефоныработают по всей стране. Со связью как раз нет никаких проблем.

— Слава богу, хоть в чем-то нам повезло, — пробормоталСеидов.

Алена достала телефон, набрала номер.

— Здравствуй, мама, — быстро сказала она, — как ты себячувствуешь? Очень хорошо. Мы сейчас в Иордании, едем к государственной границе.Да, у нас все нормально. Не беспокойся. До свидания.

Она убрала телефон, улыбнулась:

— Мама волнуется. Она была против моей командировки.

— Моя супруга тоже возражала, — признался Фархад. — Но этонормально. Они все за нас беспокоятся. У вас есть дети, пан майор? — спросил онне без тайной мысли, чтобы Томашевски ответил и не делал больше двусмысленныхкомплиментов Алене.

— Есть, — ответил майор, — две дочки. Ева и Малгожата. Яочень без них скучаю. Им уже по двенадцать лет. Они близнецы.

— Скоро у вас заканчивается командировка?

— Через полтора месяца. Потом наш батальон вернут в Польшу,а сюда приедут другие. На наше место.

Он достал из кармана фотографию и протянул ее Фархаду. Наней были сняты молодая красивая женщина и две девочки, удивительно похожие намать. Сеидов улыбнулся, показал фотографию Алене. Она тоже улыбнулась, взглянувна снимок, и вернула фотографию майору.

— У вас красивые девочки, — сказала она.

— Спасибо, пани Алена, — растрогался майор. — Я всегда помнюо них, когда выезжаю в очередной рейс. Если меня убьют, им будет очень больно.Я правильно говорю? Очень больно.

— Конечно, правильно, — грустно ответила Ална. — А высделайте так, чтобы вас не убили.

— Это зависит не только от меня, — меланхолично заметилТомашевски. — Если господь пожелает, то я вернусь домой целым и невредимым.

Он замолчал. Следующие два часа они почти не разговаривали.Водитель включил радио, и они слушали джазовые композиции американскихисполнителей. Очевидно, сам водитель был поклонником джаза. На часах было околошести, когда автомобили начали мягко тормозить.

— Скоро будет государственная граница, — обернулся ксидевшим сзади Томашевски, — обычно паспорта здесь не проверяют. Только привъезде в Иорданию. А когда едешь в Ирак, то можешь спокойно ехать. Документыбудут проверять в самом Ираке. Сейчас наладили компьютерную базу данных, и все,кто проходит границу, попадают в нее. Таким образом фиксируется их присутствиев стране. Раньше здесь вообще не было никаких постов. Можно было ездить в обестороны. А сейчас здесь дежурят не только местные пограничники, но иамериканцы. Это единственная стратегическая дорога, связывающая две столицы.Еще одна дорога из Аммана идет вдоль границы Саудовской Аравии. Но там оченьстрогий контроль. Саудовцы боятся террористов больше, чем все остальные. У нихкаждый год приезжают миллионы верующих в Мекку. И они поэтому наладили строгийконтроль на своих границах.

Машины затормозили у нескольких домиков, откуда появилисьвооруженные солдаты. Томашевски вышел из машины. Один из иорданских офицеров,узнав его, приветливо помахал рукой. Майор оказался прав. У них даже непопросили документов. Машины тронулись, чтобы через несколько минут оказатьсяна иракской территории. На этой стороне границы было выстроено несколькотрехэтажных зданий, большой таможенный терминал, разбит довольно обширный парк.

— Это все построили еще при Саддаме, — пояснил Томашевски.

Он вылез из автомобиля, направился к пограничникам. Майоротсутствовал довольно долго, минут двадцать. Наконец он вернулся всопровождении двоих офицеров-пограничников. Было видно, как он расстроен.

— Извините, — сказал майор, — я пытался им объяснить, что выделегация нефтяников. Но они ничего не хотят понимать. Там сидит какой-тоамериканский офицер, который упрямо твердит, что не пропустит русских в Ирак.Говорит, что у него не было никаких указаний.

— Он имеет право нас не пускать? — разозлился Фархад.

— Боюсь, что да, — кивнул Томашевски. — Все офицерыпограничной стражи будут выполнять указания этого американца. Вам нужно самомус ними переговорить. Вы говорите по-английски?

— Плохо, — признался Сеидов. — Но мой помощник знаетанглийский. Куда нам идти?

— Соберите паспорта у всей группы, и пройдем в это здание, —указал майор на дом, — нам нужно торопиться. Если нас сегодня не пропустят досеми вечера, то потом они закроют границу, и нам придется ждать до завтрашнегоутра. А я ждать не могу, у меня приказ.

— Что тогда будет? — спросил Фархад.

— Я оставлю вас здесь, а сам уеду, — ответил Томашевски. —Вам придется искать другой транспорт.

— Только этого нам не хватало, — расстроился Сеидов. — Мысорвем всю нашу командировку. Алена, соберите у всех паспорта. И скажитеполковнику Амансахатову, чтобы он не выходил из машины. Мне не нужны лишниепроблемы.

Фархад посмотрел на часы. Десять минут седьмого. Если запятьдесят минут им не удастся получить разрешение на въезд, то командировкуможно считать сорванной. Нужно что-то придумать. Нужно быстро принять решениеили убедить этого американца их пропустить. У них в запасе только пятьдесятминут.

Капитан Уолтер Кьюсак был переведен сюда только два неделиназад. Его пребывание в Тикрите не было спокойным, и командировка на границу сИорданией воспринималась как долгожданный отпуск. Здесь не стреляли, невзрывались бомбы, не нужно было, выходя из помещения, озираться по сторонам,каждую секунду рискуя получить пулю в спину или подорваться на мине. Здесь былоспокойно и тихо. Даже очень спокойно и очень тихо. Первые несколько дней этатишина просто поражала. Потом она начинала надоедать. Через неделю онастановилась невыносимой. Через две офицеры начинали попросту спиваться.

Границу пересекали в основном военнослужащие и беженцы. Ните, ни другие не представляли никакого интереса. После того как системумодернизировали и все номера паспортов заносились в общую базу данных, капитанКьюсак мог просто целыми днями лежать в своей небольшой комнате, не поднимаясьс кровати. Но он регулярно брился, надевал форму и шел на службу, которая сталадля него такой тягостной. Даже под пулями в Тикрите было гораздо веселее, чем вэтой дыре. У него было мрачное настроение весь день. К шести вечера уже былоясно, что скоро срок его дежурства закончится и он сможет вернуться в своюкомнату, чтобы напиться и уснуть или попытаться сыграть в карты с приехавшимсюда венгерским офицером. Венгр говорил по-английски с чудовищным акцентом,зато в отличие от Кьюсака знал арабский. Американцы в массе своей считали, чтовесь мир должен знать только один язык, на котором они говорят. Это вообщесвойство больших наций, некоторые представители которых не считают обязательнымдля себя знать другие языки. Пусть иностранцы учат мой язык, считаютамериканцы, англичане, французы, русские, немцы, испанцы. Наверное, они имеютправо на подобные мысли, учитывая тот культурный вклад, который они внесли висторию цивилизации и литературы. Но на самом деле любой культурный человекпонимает, что знание языков только обогащает самого индивидуума, позволяя емукомфортнее существовать в этом мире.