Не могу поверить, что Кассиниан настолько низко пал. Уолу бы следовало заботиться о благополучии всего графства, а не только своей крепости. Однако это помогло мне понять, как устроен город, таких во времена моего светлого отца было много.

Я подошёл к двум таприканцам, что сидели на обочине дороги и пытались то ли сломать меня глазами, то ли сломать глаза об меня. Они, конечно же, вскочили, изогнули спины в порыве затравленной агрессии. Дальше счёт шёл на секунды, хорошо, монеты приготовил заранее.

Заплатил им, предложив проводить меня. И вот так я вернулся в клуб к серенидцам с двумя таприканцами.

В клубе рассказывали о корабле, что попал в страшный шторм, после чего не стало владельца фроксийской торговой компании «Фроксия – Серенид». Теперь понятно, почему Уолу здесь, надеюсь, он разобрался с этой проблемой.

Тем не менее судьба предприятия горожан волновала мало, куда с большей охотой они обсуждали какую-то дочь боцмана, ретаньянку. Гадали состояла ли она в связи с погибшим капитаном форта, Браданом.

Судя по всему, девица знала слишком много о его делах. По отдельным репликам я понял, что через неё стало известно, о тайном расследовании, которое вёл этот капитан. Он заподозрил предприятие «Фроксия – Серенид» в торговле прейей5.

На мой вопрос, откуда взялась прейа, ведь ранее её находили только у берегов Таприкана мне не ответили. Но, как я понял, Уолу срочно провёл расследование под своим чутким руководством, и доказал, что предприятие действительно замешано в нелегальной торговле.

Вот только казнить было уже некого, правосудие свершилось само. ведь владелец компании погиб при шторме. Однако Уолу был в ярости, решив, что виновному попросту помогли бежать.

Да, но тут у меня возникает вопрос: как на корабле, возвращающемся из Фроксии могли бы узнать о расследовании, ведущемся в Серениде. Интересно, как Уолу себе это объясняет. Посетителей клуба, однако, и это не волновало. Вспомнив о происшествии на корабле, они перестали обсуждать красоту и честь боцманской дочери и принялись обсуждать бедствие, постигшее корабль. Он назывался «Слава Побережья».

Они говорили, что «Слава Побережья» заплыла в опасное место, где часто бушуют смерчи. Вернувшиеся моряки также утверждают, что видели там морское чудовище. А вот это уже похоже на серьёзную катастрофу.

Я спросил их, где находится это «опасное место», но в ответ услышал, что задаю слишком много вопросов. Также мне заметили, что я богатый ревизор, а они бедные горожане.

Даже нанятые мною ребята догадались, к чему всё шло и встали впереди меня. Острый местный конфликт между таприканцами и серенидцами играл в мою пользу. Те и другие не могли быть за одно. Если серенидцы хотели меня ограбить таприканцы не могли позволить им этого сделать, ведь добычей делиться с ними явно не станут.

Начался спор на тему, чьим мешком с деньгами я являюсь, плавно переходящий в оскорбления по расовым признакам.

«Мы свободные люди под защитой суверенного государства…» – цитировали таприканцы Кодекс «О правах чужестранца».

Я сидел у барной стойки, и трактирщик, тронув меня за плечо, поманил за собой.

Он отдал мне свой серый плащ, сказал, что так я избегу проблем.

Через заднюю дверь я оказался на улице, оседлал коня и ускакал в направлении порта раньше, чем спорщики успели опомниться.

Я прогулялась до гавани, не только в «Штормбрекере», а во всей приморской части города не было ни одного серенидца. Зато я никому не бросалась в глаза, несмотря на розовое платье. Я вслушивалась в разговоры, разглядывала корабли. Большинство из них имели округлую форму и гладкие высокие борта.

Один привлёк моё внимание, от причала к нему тянулись тяжёлые цепи. На борту красовалось название «Слава Побережья».

Разговорив скучающего работника гавани серебряной монетой, я выяснила, что это то судно, на котором и бежал преступник по имени Бали.

Дарган ещё не появился, поэтому я решила провести время с пользой и узнать больше о «Славе Побережья». Как тут удержаться – даже трап спущен!

Я взошла на борт, никто не пытался меня остановить, всё же долго рассчитывать на везение не стоило. Я поспешила к люку на нижнюю палубу, и замерла, услышав внизу голоса. Разговаривали двое: мужчина, говорил он с сильным таприканским акцентом, и женщина.

– Я уже устала слышать оправдания для этой сволочи! – на чистом серенидском проговорила она.

– Ещё и капитан теперь за всё в ответе, говорят, – отвечал таприканец.

– Ну и пусть! Кого мне жаль, так это того берника – Брадана. Они ведь убили его!

"Берниками" чужестранцы называли серенидцев, возможно, в честь королей Бернардов. Значит, женский голос всё-таки принадлежал чужестранке.

– А мне жаль капитана! – вздохнул таприканец. – Он же вообще ни при чём! Он просто руководил судном – выполнял свою работу. Чем он виноват?

– Он всё знал, говорю тебе! – ядовито прошипела женщина. – Тебя послушать, так никто не виноват. Один руководил судном, другой скупал ракушки, третьи вылавливали водоросли. И по отдельности каждый выполнял свою работу. Откуда вообще берётся зло?

– Так ведь зло всегда было! Это, – тут он употребил таприканское слово «фаризан», которое переводится как «соблазн», – понимаешь? Вопрос, насколько люди на фаризан ведутся! Серенидцы, как я слышал, распустились в конец…

– Ах, дело только в этом? А Брадан? Он тоже сам виноват? Или может, повёлся на фаризан? И что с тобой говорить! В сотый раз одно и то же, – голос женщины стал удаляться.

Я осторожно спустилась вниз. Справа пожилой таприканец тёр тряпкой большую печь и, несмотря на уход собеседницы, продолжал:

– Этот разговор не я начал, кстати. А на что повёлся Брадан, известно одному… Ой! – повернувшись вполоборота, он заметил меня. – А ты ещё кто?

– Простите, я никого не нашла наверху, – сказала я. – Я бы хотела поговорить о том, что случилось.

Таприканец оглядел меня:

– Что тут говорить, госпожа, уже сотню раз всё сказано! Понимаете, я всего лишь кок, готовлю пищу. Мне дела нет до всех этих братату6. А вот капитана, – он обернулся назад и нарочито громко проговорил, – мне жалко, я считаю, это несправедливо! И жалование удержали, не знаю за что, но я слышал…

– Что ты тут болтаешь? – послышался уже знакомый женский голос. Оказывается, он принадлежал симпатичной молодой ретаньянке. Она подбоченилась, обозначив изящную талию: – Вы, собственно, кто?

– Я… Я из ордена Непринуждённых.

Любой простой человек, завидев Голубой жетон впадает в экстаз, и эти двое не были исключением. Глаза их заблестели, они прижали ладони к губам и почти затанцевали, сгибая и разгибая колени:

– Агтан7, ну