Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Hi, – около меня стояла Анджи.
– Hi, – ответил я. Без парика, в свитере и джинсах, она ничем не напоминала «гвардейскую» девушку, несколько минут назад возбудившую мужскую половину зала. Я подал ей бокал с шампанским.
– Thanks, – она устало улыбнулась.
– Чин-чин, – сказал я. – You were very nice [32] .
На самом деле я хотел сказать, что если бы все солдаты ее величества выглядели так же, как Анджи, то британская армия могла бы выигрывать сражения без единого выстрела: гвардейцам стоило расстегнуть камзолы – и враг у их ног. Но построение такой сложной фразы могло занять у меня целый вечер, а то и ночь.
– I do it on the side, – Анджи подняла бокал с шампанским, выпила половину. – I moonlight. [33]
– Да, да! Это как лунный свет… moonlight! Very beautiful! Fantastic! – поддакнул я.
Она снова улыбнулась и сказала, что мне нужен учитель.
– Girl teacher? – переспросил я.
– Girl, girl… No, boy!
Кто-то окликнул ее, она обернулась, махнула рукой.
– If you feel lonely – call me. London is huge. But foreigners can feel uncomfortable here at first. [34] – Достав визитку, она сунула ее в нагрудный карман моего костюма, затем с каким-то отвращением допила шампанское и заспешила к ожидавшей ее девушке.
«Это уж точно, герл мне бы не помешала», – грустно подумал я, глядя на ее мальчишескую фигуру и аккуратную коротко стриженую головку. Я невольно вспомнил, как она примеряла наряды перед началом дефиле. Не снимая джинс, Анджи надевала платье через голову, потом спускала джинсы вниз и семенила к зеркалу, как спутанная лошадка. После обсуждения с Максом она возвращалась к вешалке, натягивала джинсы, после этого сбрасывала платье и, выставив торчащую грудь, ныряла в другое, опять спустив джинсы на кроссовки. Это выглядело забавно и чем-то походило на поведение малышей в детском саду. Захотев в туалет, ребенок спускал штаны и, семеня, плелся к горшку.
Зал начал пустеть. Остатки гостей разбились на группы, громко болтая. Рабочие снимали портьеры. Белошвейки упаковывали наряды в картонные коробки. Макс давал интервью. Для него наступила минута славы, для меня – минута отчаяния. Крах! Банкротство! Как еще можно назвать то, что произошло? В том, что инвестор не появится никогда, я не сомневался. Хотя почему я должен расстраиваться? У меня есть гарантийное письмо Влада. Оно лежит в апартаментах, спрятанное на полке с книгами. Так что еще повоюем! Я подвинул поближе блюдце с оливками и бутылку ANTIQUARY.
Мое внимание привлекла дородная женщина лет пятидесяти, скромно дожидавшаяся в сторонке, когда журналисты насытятся речами кутюрье. Она растерянно улыбалась, благоговейно поглядывая на Макса, и постоянно поправляла то пышную прическу, то усыпанное бриллиантами роскошное колье. Если бриллианты настоящие, то их стоимость превышает сумму моего долга. Кажется, наш друг начал обзаводиться влиятельными поклонницами…
Я поискал глазами Симону и заметил, как она присоединилась к компании, где были Серж и Николя. Серж бесцеремонно обнял ее. Его рука скользнула сзади под корсет. Я ожидал, что Симона возмутится такой наглости, но она звонко рассмеялась. Я отвернулся. Шлюха лондонская! Почему одним можно ее лапать, а другим нельзя? Уж если ты продажная, то продавайся всем!
– Где мой джин-тоник? – раздался голос Симоны. Занятый своими воинственными мыслями, я не заметил, как она подошла.
– Прости, забыл.
Симона окликнула бармена, сделала заказ.
– Представляешь, style.сом обещал разместить мои фотографии defile, – ее глаза сияли. – Я как чувствовала, что надо снимать на фото. Когда оператор из журнала «Bellissimo» попросил мою видеокамеру, я сказала ему: «Нет проблем, но отснятый материал – на двоих». Exchange. Теперь у нас есть и фото, и видеоматериал. Классное получится кино!
– Сержу понравится…
– Не поняла?
– Я говорю, Сержу понравится, – повторил я. Симона удивленно вскинула голову.
– Что с тобой, Антуан?
– Все all right. Какие милые завязочки, – я взялся за один из шнурков корсета и стал медленно развязывать. – А что под ними?
Меня несло. Алкоголь, досада, ревность – все смешалось в жидкую гадость. Я чувствовал, что словно скатываюсь в кювет, но остановиться не мог. Тормозные колодки разума не повиновались. Я развязал один из шнурков и провел пальцем по теплой коже.
Симона не сопротивлялась, а только наблюдала с каким-то болезненным выражением.
– Ты просто неотразима, Кузина Сью, как сочный персик, – пробормотал я. – Братцу помогла занять денег, себе на фильм насобирала.
– Перестань, Антуан. Ты пьян.
Я понимал, что незаслуженно оскорбляю девушку, но остановиться не мог. Если бы тогда в кафе, когда Макс просил у меня взаймы, она не появилась, ничего бы этого не произошло.
– Хочешь, можем поехать к тебе, – Симона мягко взяла мою руку. – Ты обещал показать свою каморку.
– Сейчас. Дай посмотреть на сокровище… На тайное оружие лондонской…
Я продолжал медленно развязывать шнурки на корсете.
– Лондонская кто? – пальцы Симоны сильно сжали мою ладонь. Ресницы чуть подрагивали, как крылья стрекоз.
В глазах бездна удивления. Она что, не понимает, что никаких миллионов не будет? Ничего не будет! Или опять прикидывается?
– Девушка… с улицы, – глухо произнес я, точнее, кто-то другой внутри меня.
– Уличная? – она выпрямилась, отпустив мою ладонь. – Ты прав, уличная! У меня даже собственной квартиры нет. Раздеться?
– Давай, царевна…
Она начала развязывать корсет, приговаривая:
– Уличная, блин!
Край корсета отогнулся безвольным лацканом, оголив правую грудь. Коричневая пуговка соска выскочила из своего укрытия, как будто весь вечер ждала этого. У меня застучало в висках. Болван, что я творю.
– Извини! – я схватил ее за руки, пытаясь остановить. – Перестань!
– Не трогай, не твое!
– Симона, прости. Что-то накатило… Понимаешь…
Она не слушала.
– Думаешь, купил? Дал денег, принес «битлов» – и купил? Я тебе все верну, можешь не расстраиваться. Барыга, блин! – она схватила пластинку, бросила ее на пол и ударила по конверту каблуком. Хруст лопнувшего винила с болью отозвался в моем сердце.
К стойке подошел Влад.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил он.
– Идите вы все!
Симона размашисто зашагала прочь, на ходу завязывая корсет.
– Симона, подожди! – крикнул я.
Поздно. Слова рассыпались невидимыми жемчужинами, затерялись между каблуками туфелек, босоножек, ботильонов. Все, поздно. Ничего не вернуть – ни деньги, ни Мальвину. Может, другая на ее месте и ждала бы, что мужчина побежит вслед извиняться, но только не эта.