Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вы делали прошлой ночью после того, как вернулись из «Крийона» и сестра ваша ушла?
Нахмурив брови, она припоминала. Потом усмехнулась:
— Я и забыла, что вы набили весь дом сыщиками… Да… Представьте себе, у меня разболелась голова, я приняла таблетку аспирина, а потом, ожидая, пока лекарство подействует, попробовала читать… Вон и книга еще лежит там и заложена на странице десятой или двенадцатой… Долго я не смогла читать… и легла… Но заснуть не удалось… Со мной это часто бывает — врач знает…
— Доктор Мартен?
— Нет, Мартен лечит мужа и детей, а я предпочитаю доктора Помруа. Он живет на бульваре Осман… Но, слава богу, я ничем не болею…
Последние слова она отчеканила, словно бросая вызов.
— Я не лечусь, не соблюдаю ни диеты, ни режима…
И Мегрэ понял, что под этим подразумевалось: «Не то, что мой муж!»
Но мадам Парандон не произнесла эти слова вслух, а продолжала:
— Единственное, на что я жалуюсь, — это плохой сон. Иногда бывает, что к трем часам ночи я не засну. А это так изнуряет, так изводит…
— Значит, и нынче ночью?..
— Да.
— Вы были чем-нибудь взволнованы?
— Думаете — вашим визитом? — отпарировала она.
— Может быть — анонимными письмами… Ведь могли же они создать напряженную атмосферу…
— Я и без анонимных писем уже много лет плохо сплю… В общем, вчера мне пришлось принять барбитурат. Рецепт выписал доктор Помруа. Показать вам коробочку с таблетками?
— Зачем мне они?
— Почем я знаю? Судя по вашим вчерашним вопросам, я могу ожидать чего угодно… Так вот, несмотря на снотворное, я еще долго мучилась… А когда проснулась — изумилась, что уже половина двенадцатого.
— По-моему, вы нередко встаете поздно?
— Так поздно — нет… Я позвонила Лизе. Она принесла на подносе чай и сухарики. А когда она раздвинула шторы, я заметила, что у нее красные глаза, и спросила, почему она плакала… Она разрыдалась и сказала, что у нас стряслась беда… Я сразу подумала о муже…
— Что случилось что-то с ним?
— По-вашему, он здоровый человек? Вы лаже не подозреваете, что сердце у него может сдать в любой момент… как и все, остальное…
Комиссар не уточнил, что значит «остальное», оставив этот вопрос на будущее.
— И в конце концов Лиза сообщила, что убили мадемуазель Ваг и что в доме полно полиции.
— Как вы реагировали на это?
— Я была так потрясена, что принялась за чай… Потом бросилась в кабинет к мужу… Что с ним теперь сделают? - Он притворился, что не понял:
— С кем?
— С мужем, разумеется! Ведь вы же не засадите его в тюрьму… С таким здоровьем он…
— С чего бы мне отправлять его в тюрьму? Прежде всего это не в моей власти, а зависит от следователя. Кроме того, в настоящий момент у меня просто нет никаких причин для его ареста…
— А кого же вы тогда подозреваете?
Не отвечая, он принялся медленно расхаживать по голубому с желтыми листьями ковру, а мадам Парандон уселась, как и вчера, на кушетку.
— Зачем бы понадобилось вашему мужу убивать свою секретаршу? — спросил он, отчеканивая каждый слог.
— А разве для этого нужны причины?
— Обычно без причин не убивают.
— А вы не думаете, что некоторые люди могут просто выдумать причину?
— Ну, какую же в данном случае?
— Например, если она была беременна…
— А у вас есть какие-нибудь основания для такого предположения?
— Никаких.
— Ваш муж — католик?
— Нет.
— Но если допустить, что она была беременна, то разве не могло быть так, что это обрадовало бы мосье Парандона?
— Это только осложнило бы его жизнь…
— Не забывайте, что теперь уже не то время, когда на незамужних матерей показывали пальцами… Годы-то идут, мадам Парандон… Многие теперь уже не стесняются обращаться к гинекологу…
— Я сказала об этом только для примера…
— Поищите другую причину.
— Она могла и шантажировать его.
— Чем? Разве ваш муж обделывает темные делишки? Или вы считаете его способным на махинации, позорящие честь адвоката?
Пришлось ей сдаться:
— Конечно, нет.
Она произнесла это сквозь зубы, потом закурила сигарету.
— Такие девицы в конечном счете стараются женить на себе…
— Ваш супруг заговаривал с вами о разводе?
— До сих пор нет.
— А что бы вы сделали в этом случае?
— Мне пришлось бы покориться и больше не заботиться о муже.
— У вас, кажется, большое личное состояние?
— Гораздо больше, чем у него. Мы живем у меня — этот дом принадлежит мне.
— Следовательно, для шантажа нет никакого повода.
— Может быть, он устал притворяться, что любит?
— Зачем же ему «притворяться»?
— Возраст… Прошлое… Образ жизни… Все это…
— А вы любите искренне?
— Я подарила ему двух детей.
— Подарили? Что же, к свадьбе преподнесли?
— Это — оскорбление?
— И в мыслях не имел, сударыня. Но, видите ли, обычно детей делают вдвоем. Вот, так бы и сказали — у нас с мужем двое детей.
— А к чему весь этот разговор?
— К тому, чтобы вы мне сказали просто и честно: что вы делали сегодня утром?
— Я уже сказала.
— Но не просто и не честно. Вы долго описывали бессонницу, чтобы умолчать об утре.
— Утром я спала.
— Желательно, чтобы это подтвердилось. Возможно, что очень скоро я получу все доказательства. Мои инспектора проверили, кто где находился и кто куда ходил в промежутке с четверти десятого до десяти часов… Мне известно, что в кабинеты можно попасть разными ходами.
— Вы обвиняете меня во лжи?
— Во всяком случае в том, что вы не говорите всю правду.
— Вы считаете мужа невиновным?
— Я не могу считать кого-нибудь виновным или невиновным априори.
— Однако вы меня допрашиваете так, словно…
— В чем упрекала вас дочь, когда я приходил за нею?
— Разве она вам не сказала?
— Я ее об этом не спрашивал.
Мадам Парандон снова усмехнулась. Губы сложились в горькую складку — ей хотелось изобразить жесткую, презрительную иронию.