— Ты же прекрасно знаешь, что нет, черт возьми! - Он в бешенстве топал ногами. Он готов был броситься на жену.

— Это все, что я хотела услышать от тебя. Спасибо. - И, как ни в чем не бывало, она повернулась и вышла в гостиную, притворив за собою дверь.

— Прошу прощенья, мосье Мегрэ, я вышел из себя. Вообще-то со мной это случается редко…

— Знаю.

Именно потому, что комиссар знал уже характер Парандона, он погрузился в раздумье.

Карлик мало-помалу отдышался, взял себя в руки. Он снова вытер лицо — уже не багровое, а желтоватое.

— Вы ее ненавидите?

— Нет. У меня нет ненависти ни к кому… Потому что я не признаю, что человек всегда может полностью отвечать за…

— Это — статья шестьдесят четвертая.

— Конечно… Пусть меня считают маньяком, но буду стоять на своем.

— Даже если дело касается вашей жены?

— Даже и так.

— Даже если она убила мадемуазель Ваг?

На мгновенье его лицо затуманилось, зрачки словно расплылись…

— Даже.

— А вы считаете, что она способна на это?

— Я никого не могу обвинять…

— Я хочу задать вам еще один вопрос. Можете ответить только «да» или «нет». Видите ли, я вовсе не убежден, что убийца и есть автор анонимных писем… Ведь мог и кто-то другой, предвидя возможность преступления, вообразить себе, будто присутствие полиции в доме может предотвратить…

— Я вас понял… Нет, письма писал не я.

— Может быть — сама мадемуазель Ваг? - Парандон задумался.

— Не исключено, хотя это не вяжется с ее характером… Она всегда была откровенна. Я уже говорил вам о ее непосредственности. Но может быть, она не решилась обратиться ко мне, зная…

Он закусил губу.

— Зная — что?

— Ну, что если бы мне и впрямь грозила опасность — я не принял бы никаких мер.

— Почему же?

Он нерешительно посмотрел на Мегрэ.

— Трудно объяснить… Понимаете ли, раз уже я сделал выбор…

— Вы имеете в виду свой брак?

— Вообще все… Профессию… Женитьбу… Образ жизни… Значит, я и отвечаю за последствия.

— А разве это не противоречит вашим представлениям об ответственности?

— Может быть… Но только на первый взгляд…

Чувствовалось, как он устал и растерян, какие сумбурные мысли теснятся за этим выпуклым лбом и каких усилий стоит ему привести их в порядок.

— Как вы полагаете, мосье Парандон, тот, кто писал письма, знал, что жертвой окажется ваша секретарша?

— По-моему, нет…

Из гостиной донесся крик:

— Где папа?

И почти тотчас же дверь распахнулась, и в кабинет ворвался высокий, взлохмаченный подросток. На мгновенье он остановился посреди комнаты, переводя взгляд с Мегрэ на Парандона, и спросил комиссара почти с угрозой:

— Вы арестуете папу?

— Успокойся, Гюс! Мы тут с комиссаром Мегрэ…

— Вы — Мегрэ?

И с любопытством уставился на комиссара.

— Кого же вы арестуете?

— Пока — никого.

— Я могу поклясться, что это не отец

— Откуда вы узнали о том, что произошло?

— Сначала от швейцара, а подробности — от Фердинанда.

— А для вас это было совсем неожиданно?

Парандон отошел от них и уселся за свой письменный стол, как бы стремясь занять привычное место.

— Это — допрос?

И юноша обернулся к отцу, словно за поддержкой.

— Мое дело, Гюс…

— Кто вам сказал, что меня зовут Гюс?

— Вас все так называют дома… Я расспрашиваю вас так же, как и всех остальных, но это вовсе не официальный допрос… Я вас спросил, не ожидали ли вы этого?

— Чего?

— Того, что произошло утром.

— Вы хотите сказать, не ожидал ли я, что Антуанетту зарежут? Нет… не ожидал.

— Вы звали ее Антуанеттой?

— Да, уже давно… Мы были друзья.

— А чего же вы ждали? - Мальчик покраснел до ушей.

— Да ничего определенного…

— Не преступления?

— Не знаю.

Мегрэ заметил, что адвокат пристально смотрит на Гюса, не то желая разрешить для себя мучительный вопрос, не.то обнаружив в сыне нечто для себя новое.

— Вам уже пятнадцать, Гюс?

— В июне будет шестнадцать.

— Как, по-вашему, лучше: чтобы мы побеседовали с вами при отце или наедине, у вас в комнате или в другом месте?

Мальчик заколебался. Его пыл прошел, но нервы еще были напряжены. Он вновь обратился к адвокату.

— Как лучше, папа?

— Мне кажется, что у тебя в комнате удобнее… Да, вот что, сынок… Сейчас должна вернуться Бэмби — если уже не пришла… Мне хотелось бы, чтобы вы оба позавтракали как обычно и не беспокоились обо мне… Я не буду за столом.

— Ты не будешь завтракать?

— Не знаю… Может быть, попрошу принести сюда. Мне нужно отдохнуть.

Чувствовалось, что паренек готов броситься к отцу на шею и что удерживает его не присутствие Мегрэ, а какая-то стеснительность, вероятно, всегда существовавшая в отношениях между Парандоном и сыном.

Видимо, ни тот, ни другой не были склонны к излиянию чувств и объятиям, и Мегрэ ясно представилось, как Гюс в детстве Прокрадывался в кабинет и молча, не шевелясь, смотрел, как отец работает или читает.

— Если хотите — пойдем ко мне…

Когда они проходили через гостиную, Мегрэ увидел ожидавших его там Люка и Торранса. Им было явно не по себе в огромном и великолепном зале.

— Как, ребята, кончили?

— Все, патрон. Хотите взглянуть на план или узнать — кто куда ходил?

— После… Когда это произошло?

— Между половиной десятого и без четверти десять… Можно сказать почти наверняка — в девять часов тридцать семь минут.

Мегрэ обратил внимание на раскрытые настежь окна.

— Открыты с утра? — спросил он.

— Да, с четверти девятого.

Поверх гаража — ряд больших окон высившегося за ним шестиэтажного дома, выходящего фасадом на Цирковую улицу. Какая-то женщина прошла через кухню с кастрюлей в руках. Этажом выше старушка пеленала ребенка.

— Прежде всего вам надо перекусить где-нибудь… Что у Жанвье?