— Простите меня за мой проступок, — сказал мальчик, чтобы придать себе уверенности.

— Азиз, так вы больны или нет? — повторил свой вопрос Филдинг.

— Несомненно, майор Каллендар уже сказал вам, что я симулянт.

— Разве нет? — Компания дружелюбно рассмеялась. «Все же у англичан превосходное чувство юмора», — подумал каждый из них.

— Спросите у доктора Панны Лала.

— Вы уверены, что я не затруднил вас своим появлением?

— Нет, нет. Как выяснилось, в моей комнатке могут свободно уместиться и шесть гостей. Оставайтесь, если вас не смущает такая обстановка.

Он отвернулся и снова обратился к Рафи, который пришел в ужас от визита ректора, которого он только что оклеветал, и хотел теперь только одного — скорее уйти.

— Он болен — и одновременно здоров, — сказал Хамидулла, предложив Филдингу сигарету. — Думаю, что большинство из нас сейчас пребывает в таком состоянии.

Филдинг согласился; они сразу хорошо поладили с этим умным приятным адвокатом; между ними возникло взаимное доверие.

— Кажется, мир умирает, но он до сих пор не умер, значит, мы должны допустить существование милосердного Провидения.

— Как это верно, как верно! — вставил слово полицейский, решивший, что в отношении религии это комплимент.

— Мистер Филдинг тоже думает, что это верно?

— Верно что? Мир не умирает, в этом я убежден!

— Нет, нет, я спрашиваю о Провидении.

— Ну, я не верю в Провидение.

— Но как в таком случае вы можете верить в бога? — спросил Саид Мухаммед.

— Я не верю в бога.

В компании послышался тихий вздох, означавший: «Я же говорил!», а Азиз на мгновение поднял к потолку возмущенный взгляд.

— Это правда, что сейчас в Англии большинство людей — атеисты? — поинтересовался Хамидулла.

— Большинство образованных и думающих людей? Я бы ответил на этот вопрос утвердительно, хотя сами они не любят этого слова. Истина заключается в том, что Запад сейчас не занимает себя вопросами о вере или неверии. Пятьдесят лет назад и даже когда вы и я были молоды, по этому поводу ломали куда больше копий.

— Но не приводит ли это к упадку нравственности?

— Это зависит от того, что вы называете нравственностью, но в целом да, мы видим такой упадок.

— Простите мне мой вопрос, но если это так, то каким образом Англия оправдывает свое владычество в Индии?

Вот оно! Опять политика.

— Это вопрос, который мне не по силам, — ответил Филдинг. — Лично я здесь, потому что мне была нужна работа. Я не могу вам сказать, почему Англия здесь и должна ли она быть здесь. Это не зависит от меня.

— Квалифицированным индийцам тоже нужна работа в сфере образования.

— Думаю, что да, — улыбнувшись, сказал Филдинг, — но я успел первым.

— Тогда еще раз простите меня. Честно ли то, что англичанин занимает место, которое может занимать индиец? Не имею в виду ничего личного. Ведь лично мы счастливы от того, что вы здесь, и мы получаем большую пользу от такого откровенного разговора.

В таком разговоре ответ мог быть только один: «Англия удерживает Индию для ее же блага». Но Филдинг не был расположен к этому ответу. Он решил быть откровенным и сказал:

— Я тоже счастлив от того, что я здесь. Это мой ответ, и это мое единственное оправдание. Ничего не могу сказать вам насчет честности. Тогда надо признать нечестным и мое рождение, ведь я лишаю своего ближнего воздуха одним только фактом собственного дыхания, разве нет? Тем не менее я рад, что родился, и я рад, что я здесь. Это, конечно, сомнительно, но все же: если это приносит счастье, то это уже оправдание.

Индийцы были сильно смущены. Такой ход рассуждений был им не чужд, но слова, в которые эти рассуждения были облечены, казались им слишком определенными и жесткими. Если в любом высказанном предложении не воздавалось должное справедливости и нравственности, то такое предложение резало им слух и парализовало разум. То, что они говорили, и то, что они думали (за исключением случаев сильного душевного волнения), совпадало очень редко. У них было несколько психологических условностей, и, когда они оказывались попранными, индийцам становилось трудно возражать. Хамидулла опомнился первым.

— Но в таком случае есть ли оправдания у англичан, которые не приходят в восторг от Индии?

— Нет, можете со спокойной душой вышвырнуть их прочь.

— Нам будет трудно отличить их от всех остальных, — рассмеялся Хамидулла.

— Не просто трудно, это будет неправильно, — возразил Рам Чанд. — Ни один индийский джентльмен не одобрит такого изгнания. В этом мы отличаемся от всех остальных народов. Мы — духовны.

— О да, это верно, очень верно, — поддержал Чанда инспектор.

— Вы и правда так думаете, мистер Хак? Лично я не считаю нас духовными. Мы не способны к порядку, к элементарному порядку, мы только-только начинаем этому учиться. Мы не соблюдаем договоренности, мы опаздываем на поезда. Что еще можно считать так называемой индийской духовностью? Вы и я должны быть в Комитете знати, но нас там нет. Наш друг, доктор Лал, должен быть со своими больными, но его нет с ними. Это можно перечислять до скончания времен.

— До скончания времен еще долго, сейчас только половина одиннадцатого, ха-ха! — воскликнул доктор Лал, вновь обретший обычную уверенность в себе. — Джентльмены, да будет и мне позволено добавить несколько слов к этому интересному разговору. Я хотел бы выразить мою искреннюю благодарность и признательность мистеру Филдингу за то, что он учит наших сыновей, передает им свой бесценный опыт, знания, суждения…

— Доктор Лал!

— Доктор Азиз?

— Вы сидите на моей ноге.

— Прошу прощения, но, может быть, это ваша нога задергалась.

— Идемте, мы, наверное, уже утомили нашего больного, — сказал Филдинг, и они вышли — четверо мусульман, два индуса и один англичанин. Они стояли на веранде, ожидая, когда им подадут экипажи.

— Азиз очень высокого мнения о вас и не говорит об этом только из-за болезни.

— Это я понимаю, — рассеянно ответил Филдинг, думая о своем разочаровании визитом. Как говорят в Клубе, «поставил себя в унизительное положение». Ему даже не подали его лошадь. Но Азиз очень понравился ему после первой встречи, и он хотел развития их отношений.

За прошедший час жара усилилась, и улица была совершенно пуста, словно за время их пустого разговора какая-то катастрофа под корень выкосила человечество. Напротив жилища Азиза стоял недостроенный дом двух братьев-астрологов, на крыше вверх ногами висела белка, прижавшись животом к раскаленным лесам и подергивая шелудивым хвостом. Белка казалась единственным обитателем дома, а ее нескончаемый писк был страшно неприятен для всех, за исключением, может быть, других белок. Куда более громкий и назойливый шум доносился из пыльной кроны большого дерева, в зелени которого многочисленные птицы с криками выискивали насекомых. В глубине листвы невидимая бородатка завела свою песню. Большинству живых существ не было никакого дела до чаяний и решений меньшинства, называвшего себя людьми. Большинству обитателей Индии абсолютно безразличен ее образ правления. Так же мало дела и животным Англии до самой Англии, но в тропиках это безразличие просто бросается в глаза, нечленораздельные звуки здесь ближе, а существа, их издающие, всегда готовы взять власть в свои руки, как только от нее устанут люди. Когда семеро джентльменов, имевших столь разные политические взгляды, вышли на веранду, на них свалилась общая беда — «пришла плохая погода». Они сразу почувствовали, что не смогут как следует исполнять свою работу и, во всяком случае, будут теперь получать за нее меньше денег. Пространство между ними и их экипажами перестало быть пустым и наполнилось субстанцией, давившей на плоть, подушки сидений прожигали брюки, глаза горели, а из невидимых резервуаров под головными уборами на щеки текла вода. Вяло распрощавшись, они поспешили в свои жилища, чтобы восстановить там свою самооценку и утвердиться в качествах, отличавших их от остальных живых существ.