Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Смажьте ему губы, вот.
Эн не шелохнулся, он молчал.
— Я сделаю это сама. Дайте младенца.
Он передал ей младенца и вышел из комнаты. Выходя, он приказал:
— После того, как закончишь с младенцем, подготовь тело Ашеры к похоронам.
Жрице очень хотелось спросить Элайю, зачем он хочет отправить младенца на тот свет, ведь можно было бы просто его отдать кому-то на воспитание. Но она не задавала этого вопроса, она вообще привыкла не болтать лишнего и не лезть не в свое дело.
А Элайя шел и думал, что теперь пророчество богов о том, что его убьет собственный сын, которое он услышал накануне смерти Эльмештум, не сбудется, потому что единственный его сын, только родившись, умерщвлен, а больше таких ошибок он не допустит. Когда он услышал пророчество, то не придал ему значения. Но позже, узнав о беременности Ашеры, вспомнил его. Живот Ашеры рос, а тревога Элайи становилась сильнее. Он не мог допустить своей смерти. Его смерть означала бы не только его личный конец, но и конец той жизни в Шумере, которой было много тысяч лет.
Повитуха держала младенца в руках, укачивала его, чтобы он не плакал, думала о том, что с вечера осталось козье молоко и надо бы покормить малыша. Посмотрела на уже мертвое тело Ашеры. И, как будто та могла ее услышать, говорила вслух.
— У моей младшей сестры нет детей. Я отнесу им его, ночью никто не заметит. А они скажут людям, что подкинули. Такое иногда бывает. Муж ее — уважаемый человек, у него посудная мастерская, гончар он. Мальчику у них хорошо будет. Никто ничего не узнает. И эн будет доволен, и ребенок жив. Никто никогда не узнает, чей это ребенок. Никто не должен знать.
Но сомнения все же мучили ее, ведь она нарушала шумерские законы и, что еще хуже, волю верховного жреца. Что же теперь будет? Ей хотелось быть верной служительницей своего эна. Но иногда она делала что-то, о чем он не знал, тогда, когда в ней просыпалась сила и воля. К тому же, она прожила в храме всю свою жизнь, и неплохо разбиралась в том, когда нужно взять ситуацию в свои руки. Ей было 14 лет, когда Элайю, будущего жреца, а тогда 7-летнего мальчика привезли из дворца.
После недолгих сомнений она решила, что отнесет новорожденного к своей сестре, а жрецу ничего не скажет. Она умела держать язык за зубами и скрывать чужие тайны.
Она помолилась, закрыла покойнице глаза и тихо выбралась из храма.
Ночь была жаркой и тихой. Пели ночные птицы. Младенец посапывал, завернутый в материнскую тогу, наевшись козьего молока.
Повитуха торопилась в дом, этот дом она знала с детства, поскольку там родилась.
У нее были ключи от двери от внешнего и внутреннего двора дома. Дверца с улицы вела в сени, где стояла ситула, небольшой сосуд без ручки, в которой была вода для омовения ног. Здесь же хранился хозяйственный инвентарь. Отсюда, наискосок от уличной, другая дверь вела на внутренний дворик, который, как и сени, был вымощен обожженным кирпичом. На двери у выхода из сеней висел оберег от злых духов — головка демона. Он висел тут и во времена ее детства.
Тихо она прокралась сначала в людскую, помещение для рабов и мальчиков-подмастерьев, а потом через спящие тела в кухню. В кухне был врыт в землю очаг и кирпичная плита, в которой даже в темноте виднелись углубления для раскаленных углей. В детстве она любила наблюдать, как тлеют угольки и мечтать о дальних странах и волшебных существах. Мебелью служили низкие столы и стулья с высокими спинками. На полу стояла домашняя посуда, изготовленная на заказ, из глины, камня, меди и бронзы. Были также корзины и короба, сделанные из тростника и древесины. Прежде, чем покинуть помещение, она прошла в дальний угол к семейному мавзолею, где были похоронены ее предки, в том числе и ее отец, поклонилась и выставила вперед в вытянутых руках младенца, как будто показывая его кому-то. Она прошептала короткую молитву, в которой просила предков принять мальчика в свою семью и быть к нему благосклонными. После этого она поднялась на второй этаж и постучала в одну из дверей. Дверь очень быстро открыли. Женщина вошла внутрь. Полы и стены комнаты были покрыты тростниковыми циновками, также на стенах висели шерстяные ковры, а на полу красовались мягкие половики из шкур.
— Я принесла вам ребенка. Позаботьтесь о нем. И не говорите никому, что это я принесла, скажите, что подкинули ночью. Я не могу вам сказать, чей это ребенок. Об этом лучше молчать, иначе боги покарают меня.
ГЛАВА 5
Петр проснулся поздним утром от шума подъезжающей машины. Спал он с открытым окном. Так создавалось ощущение, словно он на природе: трещали сверчки, шевелил листву ветер и иногда лаяли собаки из соседних дворов. Это было даже лучше, чем засыпать в квартире под звуки, которые издавала колонка-робот.
Пару раз он даже просыпался ночью, чтобы сделать звук тише, бормотал сквозь сон: «Алиса, тише», — но тише не становилось. Петр вспоминал, что он не в Городе, а в Деревне, и опять засыпал.
В дом вошли трое: Элеонора, Андрей и мужчина в зрелом возрасте, которого Петр не знал. Мужчина был высокого роста, с когда-то правильными чертами лица, с большими зелеными глазами и легкой седой бородкой. По характерным чертам было видно, что он периодически не прочь выпить. У тех, кто злоупотребляет алкоголем, есть общее: легкое пожелтение вокруг глаз, покраснения лица, отечность под глазами, сухая кожа, особенно на руках. Но, видимо, он был не запойным: руки не тряслись, нос не деформировался и был нормального цвета. Впрочем, даже возраст и алкоголь не забрали его статности и благородного взгляда. В молодости мужчина, наверное, очень впечатлял своей внешностью. А по манере держаться можно было узнать в нем человека интеллектуального труда.
— Привет, друг! Ты еще спишь? Не похоже на тебя, — прокричал Андрей, заходя в дом.
— Тут спится хорошо, — ответил Петр и поднялся с кровати.
— И спиться тоже, — посмеялась Эллочка. — А мы тебе сюрприз привезли… живой.
Петр натянул майку и шорты, потянулся. Посмотрел на вошедшего мужчину.
— Виктор, — представился тот.
— Петр, — протянул руку для приветствия молодой человек.
В комнате повисла тишина.
— А чего вы не позвонили? — обратился он к Эллочке и Андрею. — Я бы хоть что-то к чаю купил.
— Да мы, в
