тренирующиеся… Особенно крепкий мужик, лет шестидесяти, который выкрикивал резкие распоряжения и вообще выглядел местным заправилой. На нем были богато украшенная домотканая рубаха и мохнатая шапка темно-коричневого цвета. Из медведя, что ли?

Общинники не сразу заметили гостей, а когда наконец обратили на них внимание, все движение быстро пошло на убыль и вскоре совсем остановилось. Люди замерли, их взгляды устремились на незнакомцев.

Соколов почувствовал себя под таким пристальным вниманием немного неуютно и даже порадовался, что одет в штатское. Почему-то показалось, что будь он в форме, реакция местных неоязычников была бы куда менее дружелюбной. А вот отцу Роману, похоже, этот напряженный интерес был совершенно нипочем. Он, не сбавляя шага и привычно опираясь на посох, направился к мужику в шапке. Судя по всему, монах тоже решил, что этот дед и есть местный старшина (или старейшина), тот самый бывший директор краеведческого музея, а нынче волхв Яромир.

Из толпы стали доноситься шепотки, смешки, кто-то даже показал на гиганта в рясе пальцем.

– Эй, святой отец, пошли поборемся! – крикнул бритый наголо парняга, перекидывая из руки в руку охотничий нож.

Отец Роман поглядел на него без всякого выражения, стало очевидно, что смельчак настоятелю не соперник. Видимо, лысый и сам это почувствовал, потому что улыбка сползла с его лица, он перестал подбрасывать нож и нахмурился.

– Нет, сынок, – между тем спокойно ответил отец Роман. – Для меня важнее борьба духа. Борись телом, пока молодой.

Вместе со всеми следил за пришельцами и Яромир. Он демонстративно сложил руки на груди, а когда одетый в черное инок и Святослав подошли ближе, театрально спросил:

– Зачем ты пришел сюда, служитель Распятого? И ты, служитель князя?

– Давай отойдем. Есть разговор, – предложил Соколов, но получил в ответ лишь ледяной взгляд.

– Говори здесь – у меня ни от кого нет секретов.

Однако не успел майор и рта раскрыть, как Яромир кинулся в словесную атаку. Но не на милиционера, а на священника.

– Все повторяется, да? – все с таким же пафосом спросил он и, не дожидаясь ответа, направил обличающий перст в грудь отца Романа. – Всего несколько сотен лет назад на этом месте так же резвились веселые молодые язычники, радовались, смеялись солнцу. И так же пришли священники в черных рясах, так же завидовали их счастью! Но тогда им удалось перекрестить язычников, потому что за ними шли войска князей и царей! А сейчас не получится! Все, прошло ваше время! Нет за вами войск и не будет больше никогда! Молодые бегут из ваших душных скучных церквей! Они идут сюда – резвиться на родные поляны!

Было похоже, что Соколов Яромиру вообще не интересен – все его внимание поглотил настоятель Медвежского монастыря. Соперники смотрели в глаза друг другу так пристально, что несложно было представить, будто они сцепились в смертельном захвате и пытаются задушить один другого. Однако голос отца Романа, когда он заговорил, звучал спокойно:

– Да, это так. Конечно, веселее и интереснее проводить обряды с шутками и прибаутками, с состязаниями и забавами, с братинами медовухи и пива. Сложнее смирять свой дух и говорить с Богом – часами, не сходя с места в тесном храме.

– Да! – Яромир с вызовом вскинул голову.

– Ты даешь людям, уставшим от серой реальности, радостный и веселый мир, где они вдруг становятся могучими русичами с красивыми именами.

– Да!

– Я веду людей вверх. А ты вниз. Вниз идти легче. Потому у тебя и больше людей.

– Ты думаешь, что низ – это верх, потому что стоишь вниз головой.

– В вере решает сердце.

– Веселиться, радоваться, петь – это естественно для человека! – Яромир сделал широкий жест, обращаясь к своей пастве, и та послушно загоготала в ответ, поддерживая предводителя. – А ныть и каяться, – продолжал он, – естественно только для старух, которые и без того скоро сдохнут!

– Не обольщайся, – позволил себе усмехнуться отец Роман. – Из твоей избушки эти сто человек кажутся морем. Но это всего сто парней и девчонок, которые думают, что уже познали жизнь. По сравнению с океаном православных это пылинка.

– Скоро этот океан превратится в ручеек, а потом и высохнет!

– Не высох при монголах, поляках, немцах, французах. Не высохнет и сейчас.

– Хорошо тебя научили искусству спора! – в свою очередь растянул губы в улыбке Яромир. Соколову сложно было понять, искренне волхв радуется умелости оппонента или только пытается под маской веселья скрыть злость. – Мы, русские, прямодушные, хитрить и юлить не умеем! Говори, зачем пришел.

– Ты знаешь легенду об основании города? – спросил монах.

– Конечно. Я же писал об этом несколько книг.

– Ты знаешь, что убили моего человека в монастыре. Убили точно так же, как того дьяка в языческом ритуале улинов. Я думаю, ты знаешь подробности?

– Ха-ха-ха! – зашелся смехом бывший директор музея. – Вы даже книгу мою не читали?

– Нет. Я решил сам прийти к тебе. Ведь не всякое можно написать в книге.

Отец Роман сохранял невозмутимость и спокойствие. На его фоне пафосная поза Яромира смотрелась особенно комично. Вероятно, он и сам это понял, потому что внезапно оборвал смех и заговорил нормальным тоном:

– Не всякое. Но про это я написал в маленькой брошюрке. У нее небольшой тираж, и не всякий ее читал. Официальная версия, конечно, осталась такой, что думный дьяк Феофан Маслов был слаб духом и телом, чревоугоден и к пьянству зело пристрастен. И якобы это и явилось одной из причин того, что язычник его победил в честном бою.

– Да, так нам и сказали в музее, – подтвердил майор, хотя Петр Сергеевич в подробности о дьяке не вдавался. Тем не менее Святославу показалось неплохой идеей поддакнуть Яромиру. Тому, очевидно, нравилось быть правым, а подобные люди куда охотнее делятся информацией, если с ними соглашаются.

– Кто сказал? Петруша?

Губы бывшего директора краеведческого музея снова сложились в улыбку, только теперь она была пустая и неприятная.

– Да, Петр Сергеич.

– Он клинически бездарен, – кивнул Яромир. – Его удел – историю в лестехе преподавать. Он не видит саму суть истории! И не может прошлое связать с настоящим!

– А ты можешь? – с явным сомнением в голосе поинтересовался отец Роман.

– Могу, – вскинулся Яромир. – И вот что я скажу: проверь-ка ты получше того человека, кого убили по медвежьему ритуалу. Потому что тот самый дьяк, которому улинский шаман вырвал внутренности, был не только пьяница и трус. В одной долго и тщательно скрываемой летописи, основанной на отчете казачьей экспедиции, написано черным по белому… – Яромир сделал долгую паузу, безотрывно глядя в глаза настоятелю монастыря и, когда убедился, что тот