Отлично, мы ведь не звери и не тупицы.

Между мною и мсье Прилизанным начинало ощущаться напряжение.

Мне не нравилось, как он разговаривал со своей женой (как с идиоткой), мне не нравилось, как он разговаривал со своими детьми (как с идиотами). (Когда я нервничаю, вокруг одни идиоты, вы не заметили?) (От себя не убежишь, чуть что – и из меня так и прут Сморчки.) (Тут же.) (Увы.)

Он все время принюхивался к Франку, словно бы заподозрив, что тот не вполне мужик, как они говорят, и это страшно меня бесило. Эта его собачья манера принюхиваться к заднице вызывала у меня отвращение.

Ну и потом, у него был прямо-таки дар – портить любой мало-мальски приятный момент. Малышке нельзя было сорвать цветок и подарить его маме, потому что это растение занесено в Красную книгу. Мальцу, просившему у него бинокль, надо было подождать, мол, сейчас у него слишком грязные руки. И время полдника еще не пришло, так что если ты голоден, то терпи. И ослика в поводу повести нельзя, потому что ты его наверняка упустишь. И пускать блинчики по воде никогда у тебя не получится, потому что ты не прилагаешь к этому достаточных усилий. (Прилагать усилия, чтобы пускать блинчики по воде… Нет, ну какой придурок…)

Другой малышке говорилось, что если она еще раз подойдет к ослу сзади, тот непременно ее лягнет и может даже убить. (Мой Ося… Какая чушь…) Когда его жена восхищалась видом, он отвечал, что с противоположной стороны холма вид значительно лучше, когда она фотографировала детей, он предупреждал, что у нее ничего не выйдет, потому что она снимает против света, а когда под конец она согласилась взять свою кроху на руки, он возвел очи к небу, напомнив ей, что нельзя вот так вот поддаваться на детские капризы.

Ладно.

Я замедлила шаг, прикинувшись страшной любительницей флоры и фауны, чтобы немножко остыть.

Вали ты со своим мирком подальше от моей души, грязный мелкий надзиратель, я тут смотрю, какие злаки я буду класть в свои букеты…

Во время пикника он подсел к Франку, типа поболтать по-мужски, и запросто так его спросил, хотим ли мы тоже детей.

Франки бросил мне взгляд, означавший «Не вмешивайся, я тебя умоляю», и ответил ему какую-то расплывчатую чушь, замяв разговор.

Пока мы закрепляли свои рюкзаки на спине у Оси, Франк шепнул мне на ушко:

– Эй, Билли, не устраивай мне проблем с этим типом, о’кей? В следующей группе идет мой коллега по работе, который мне дорог, и я не хочу скандала, договорились? Я ведь тоже все-таки в отпуске…

Я кивнула в знак согласия.

И перестала беспокоиться.

За него.

Вечером на стоянке своим роскошным ножом Франк вырезал ребятишкам палки для ходьбы.

Ну а поскольку он резчик от Бога, то когда он, закончив работу, вручил каждому ребенку по настоящему сокровищу, как же они были довольны, как радостно они улыбались.

Каждому досталась палка с инициалами и личным символом, вырезанными на коре. Для мальчика символом стала шпага, для девочек он вырезал звезду и сердце.

Я тоже потребовала себе такую, страшно раскапризничалась, и он сделал еще одну – специально для меня. Моя палка была толще, длиннее и помечена очень красивой буквой «Б», под которой Франк выгравировал морду моей собаки. Когда он мне ее вручал, я расплылась в улыбке, совсем как дети, только еще больше.

Всю ночь мы с ним проспали как сурки.

* * *

На следующее утро я снова была в прекрасном настроении.

Заметь, звездочка моя, у меня просто не было выбора – такая красота вокруг…

Ничто не устоит перед такой красотой… на все можно махнуть рукой… особенно на человеческую глупость… так что все шло хорошо. Видя, что я расслабилась, Франк тоже расслабился, ну а поскольку, живя во грехе, мы не имели с ним права на маленького ослика, то обогнали всех и пошли впереди, чтоб этот кайфоломщик не действовал нам на нервы.

В конце концов, у каждого своя жизнь, ведь так?

Ну да…

Каждому свое…

Бога не проведешь, Он своих узнает…

В какой-то момент мы столкнулись с огромным стадом баранов. Ладно, поначалу все было ничего, но довольно быстро мне это стало надоедать…

Стоит посмотреть на одного барана, и уже кажется, ты видел их всех, настолько они похожи. Я потянула Франка за рукав, нам надо было выбираться отсюда, как вдруг – оп-па, Господи Иисусе.

Мой Франки: сражен наповал.

Это было словно Видение. Явление. Откровение. Удар молнии. Трепет. Ошеломление.

Пастух.

На полном серьезе, признаю, он действительно походил на Иисуса и выглядел очень и очень сексуально…

Красивый, улыбающийся, загорелый, медно-красный, золотой, подтянутый, мускулистый, бородатый, с вьющимися волосами, непринужденный, спокойный, весь светящийся изнутри, с обнаженным торсом, в хлопчатобумажных шортах, в кожаных сандалиях и с узловатым посохом в руке.

Больше всего в этот момент Франк был похож на волка из мультиков Текса Эйвери[56], к тому же он еще и стоял посреди целого стада баранов.

Со стороны это выглядело божественно…

Да и сама я была не прочь немедленно причаститься, чего уж там!

Мы с ним немного поболтали… ну, то есть… попытались переключиться на разговор, чтобы не разглядывать его так уж откровенно…

Франк спросил, не тяготит ли его одиночество (каков хитрец…), я порасспрашивала про его пса, а потом мы заметили вдалеке наших друзей Прилизанных со товарищи и попрощались, чтобы примкнуть к группе, пусть даже и сохраняя дистанцию, просто потому, что мы боялись заблудиться.

Перед тем как уйти, мы спросили его, куда он направляется, и он махнул в сторону невысокой горы.

Ладно, что ж, тогда до свиданья…

Ах! Господи… Как Вы жестоки с Вашей паствой! Божественная литургия состоялась, но была чересчур коротка! Какой мимолетной была эта встреча!

Само собою, все последующие часы я только об этом и говорила, подтрунивая над Франки.

Во время пикника мсье Прилизанный спросил, будет ли Франк колбасу.

– Только если это «Палка пастуха»[57]! – выпалила я за него и давай гоготать, эдак минуты две без передышки.

А когда наконец успокоилась, добавила: