* * *

Это очень понятное чувство. Я тебя прекрасно понимаю. У меня тоже такие моменты бывают. Недавно ехал в автобусе, впереди меня сидела симпатичная девушка, что-то писала в смартфоне, было солнечно, луч света падал на смартфон и отсвечивал мне в глаза, и мне невзначай подумалось, что она за мной подглядывает. Точнее сказать, думал я совсем о другом, очень сосредоточенно, а второй эшелон дополнительной мысли (ведь мышление сложно устроено, оно имеет несколько плоскостей, оно, как алмаз, многогранно) отчего-то связал солнечные зайчики, отскакивающие от ее смартфона, с тем, что она писала, и мне страшно захотелось проверить мой ФБ-аккаунт, потому что мне к тому же подумалось, что она не только подглядывает за мной, используя смартфон как зеркальце, но и мой аккаунт читает, что-то мне пишет. Я знаю, что это бред, но чем-то похоже на твой опыт.

Кстати, на прошлой неделе повстречался мне Картонов, режиссер, который лет восемь назад снял короткометражку про вуайериста. Я фильм даже похвалил, мне понравилась концепция – неважно, на что смотреть, главное, чтоб через дырочку или щель. Актер был подобран отличный, старый сморчок такой, трясущийся, длинный, ноги-жерди, воспаленные глаза маньяка и куцая челка (отдаленное сходство с Беккетом). Этот Картонов оказался такой больной до славы, что, когда ему показали мою панегирическую запись в ЖЖ о его фильме, он меня отыскал и захотел дружить, в кафе приглашал. Мне быстро надоело, потому что разговоры его мало чем отличались от всего того, о чем у нас говорили в те дни: бронзовый солдат и т.п. (фильм-то мне понравился еще и тем, что ничего общего с мелким щебетом и ярым карканьем местных русофилов он не имел – можешь представить, как я был в самом авторе разочарован). Помимо того, он был поклонником Пелевина, даже состоял в каком-то российском клубе пелевинцев, ездил на их сборы на окраине Петербурга, недалеко от Репино, принимал участие в маскарадах, было у него какое-то имя, или ранг, или прозвище, но, говорят, его оттуда изгнали, потому что он снимал их сходки скрытой камерой, надеясь состряпать документалку, а съемки у пелевинцев возбранялись, так как там употребляли наркотики и совокуплялись кто с кем без разбору, а среди них есть и те, кто дорожит своей репутацией. Картонов с тех пор сильно осунулся, но одет был хорошо, выбрит и коротко пострижен. Ему это несвойственно. Обычно он был заросшим. С прежних встреч мне запомнилась неизменная в нем отталкивающая деталь: сон в глазах, глазная слизь (моя бабушка ее называла «сплюхи») – так и хотелось сказать: шел бы ты умылся, что ли. В этот раз ничего подобного. Я даже удивился. Потом заглянул на его ФБ-страничку – у него новая сожительница, эстонка, визажист-модельер, это все расставило по местам. Так вот, он полтора часа мне рассказывал сценарий своего полного метра, который может уместиться в одно предложение: две сорокалетние разведенные женщины в поисках мужиков перебирают всех – и молодых и старых – и наконец, находят: беженцев. Представляешь, не успела буча с беженцами разгореться, как он уже фильм про них готовит. Картонов с жаром говорил, что очень недоволен квотой беженцев, но рад, что наконец появился «третий элемент, который солидаризировал и русских, и эстонцев». Именно поэтому две подруги у него в фильме – русская и эстонка. Какова реакция! Впрочем, чему удивляться, ведь он в первую очередь журналист, пишет всякую ересь. Меня несколько изумила двусмысленность сценария; он все время очень отрицательно говорил о беженцах, но бабы-то в его сценарии беженцами остаются очень довольны. Хотя зачем пытаться понять дурака?! Двусмысленность – лучший способ угодить всем. Кое-как от него отделался. Хотел рассмеяться на прощанье, но не получилось. Живот скрутило от отвращения.

Хорошо тебе там, в Швеции, ничего этого не видишь. Я вообще завидую людям, которые могут куда-то уехать и жить себе «другой жизнью», чувствовать, думать иначе. Я себя не представляю в подобных обстоятельствах, вне Эстонии. Я тоже хотел бы так запросто с итальянцами пообщаться, – а вдруг лет через пять-десять мы с тобой будем ходить на ПЁФФе на фильмы этого итальянца и там будет играть эта итальянка, мало ли… Не могу взять и уехать, вот и приходится мне сталкиваться с Картоновыми и с женой судиться, истица из нее никудышная, зато адвокатшу нашла ого-го. Между прочим, ее мужа (мужа той стервы лживой, которую наняла моя жена под видом «адвоката ребенка», той самой, которая сказала, что и мне, и моей жене – обоим нам надо к психиатру) упекли за взятки, ха-ха-ха!!! Как я рад, как я рад… Она мерзкая настолько, что ты просто представить себе не можешь, – я, когда вижу ее, думаю: как на ней можно было жениться! А потом вспоминаю: ах да, ее отец был последним министром внутренних дел ЭССР!!!

Если б ты видел, как гадко и нагло она сказала, что Глеб выражает желание жить с мамой в новой семье и ему очень нравится его новый братик (все по-эстонски было сказано, конечно, но даже моего знания языка хватило, чтобы понять: это был не живой язык, а именно официальный, мертвый, кабинетный и к действительности он не имел ни малейшего отношения, – все была роль!), я чуть не взвился под потолок. Особенно «новый братик». И еще там есть бабушка, «мамина мама». Привезли, значит, мумию – она десять лет назад была никакая, сейчас, наверное, просто лежит, и все – «бабушка», одно название. Но считается, что это большой плюс – для ребенка. Эта невменяемая куча вони и тряпок – бабушка и большой плюс. Я бы Глеба наедине с ней ни на минуту не оставил. Потому что это просто-напросто опасно и вредно (как, помнишь, кто-то в «Дублинцах» говорил, что нельзя ребенка оставлять с чокнутым стариком-паралитиком, потому что для психики вредно, – аналогично!). Зато я начинаю врубаться, на что, собственно, куплена четырехкомнатная квартира: на проданную квартиру бабушки и проданное дерьмо двухкомнатное лысого логистика. И еще небось кредит взяли. Оттого такие мешки у нее под глазами; оттого с меня три шкуры содрать не терпится; оттого вся эта припадочная ненависть и злоба: ничем не удовлетворена, ситуация не позволяет расслабиться. Если б каталась как сыр в масле, не на старой мазде, а в джипе, если б не была там такая убогая обстановка, и мне кровь не портила бы. А так как ни в материальном, ни в эстетическом смысле, ни в духовном отношении ничего не удается, вот и бесится, и меня кусает, сына не пускает ко мне. Жаль ее. Мне так хотелось на суде подойти к ней и сказать: ну, через пять лет он сам будет ко мне ходить, не спрашивая твоего разрешения, и без твоего спросу оставаться у меня на ночь, и вечеринки у меня будет устраивать сколько угодно, – что ты тогда скажешь?

Мне жаль ее, жаль дуру! Рано или поздно все это возвращается. И когда все это говно, которое ты другим делал, к тебе возвращается, тогда это втройне страшно. Потому и этой стерве так отрыгнулось. Не за меня конкретно, а за всех, кого они оболгали, засадили-засудили или еще что. Я следил за его делом. Про это так много писали. Но не ожидал, что реальный срок: был уверен, что условно или штраф. Ан нет! Ты глянь, год тюрьмы, «реальное заключение».

В моем случае именно она повлияла, как никто, на решение уездного суда, и я написал просьбу, чтобы к рассмотрению в окружном назначили кого другого.

Уверен, что все напрасно и дело нужно считать проигранным, но я не хочу сдаваться, чтоб моя жена поняла, что я себя сломленным не чувствую и буду бороться до конца; правда, выплаты мои растут, но выкручусь как-нибудь.