Мне-то, честно говоря, на них начхать было, однако и «язык» требовался, и пообедать хотелось. Судя по запаху, жандарм готовил очень даже хорошо. По-пластунски подобравшись ближе, я метнул с обеих рук ножи и поразил повара и соню. Причём воспользовался тем, что регулировщик – а у него было звание обер-ефрейтора – отвернулся, чтобы снять каску и положить на люльку личное оружие. Так что он не заметил потери товарищей, а тут уж и я подскочил и нанёс ему рукояткой удар по затылку. Быстро связал немца, обыскал, также обыскал тела его товарищей и утащил их вглубь леса. Топорно, конечно, от ног борозды на листве остались, но ничего, я тут задерживаться не собирался.

Когда оглушённый ефрейтор очнулся, я с видом кота, лопающего сливки, уже доедал гороховый суп. Литра полтора было, почти всё съел. На кашу, правда, у меня уже не было сил, поэтому я закрыл её крышкой – возьму с собой на ужин, да и этот котелок неплох, тоже заберу. Да и всё имущество немцев. Я уже обыскал мотоцикл, там был запас провизии на троих на два дня, да ещё приличный шмат сала в холстине и полкаравая. А оружие и всё лишнее можно окруженцам отдать: два пистолета, три автомата и пулемёт, думаю, им пригодятся. Ну, и сапоги со всех трёх снял, на войне ценная вещь.

Во взгляде немца мелькало много чувств, но преобладало бешенство, а я знай себе уплетал суп. Последнее вычерпал куском хлеба. Убрав посуду в люльку, я взял стоявший рядом с костром чайник и, налив в кружку божественный напиток, запах которого разносился по округе, сделал первый глоток.

– Настоящий, – с удовольствием сделав ещё один глоток, пробормотал я. – Откуда у вас настоящий аргентинский кофе, гады?

Больше всего меня радовало, что едва початая жестяная банка с кофе наличествовала среди моих трофеев. Да и трофеи были приличные. Про оружие и продовольствие сказал, ещё стоит помянуть три плаща, очки, амуницию и всякую мелочёвку, собранную по карманам, сигареты и зажигалки. В том числе была советская плащ-палатка. Её я тоже решил затрофеить. Для организации лагеря пригодится. Одна для лапника, другая для навеса.

Закончив с обедом, я погрузил трофеи, немца сунул в люльку, хотя он и пытался сопротивляться, но не на того напал, и, надев плащ, каску и очки, запустил двигатель. Потом сел в седло и покатил вдоль опушки в сторону моего лагеря. Брошу мотоцикл километрах в трёх от стоянки, но сначала оставлю в приметном месте трофеи. Прикинув, что до опушки километра полтора, я снял с мотоцикла все трофеи – на это понадобилось десять минут – и спрятал их в кустарнике, в глубине леса, потом вернулся и снова запустил двигатель. Километра через два дорогу пересекал овраг, я спустился в него и поехал по дну на восток, пока не убедился, что места тут глухие. Заглушив мотор, скинул с себя плащ, жарко было, тем более после такого плотного обеда, сейчас бы самое время отдохнуть, и вытащил из люльки тушу немца. Хорошо, что тот был невысоким и худощавым. Потом выдернул кляп и задал первый вопрос, показав ему список, что держал в правой руке:

– Что означают эти короткие пометки? Вы так шифруете подразделения, что проходили мимо вашего поста?

Немец молчал. Разговорить мне его удалось не сразу, минуты три потребовалось, что меня изрядно удивило, крепким орешком оказался. Обычно не больше минуты, и клиент готов рассказать всё, что я пожелаю, а этот мычал, вращал глазами, бледнел и краснел, но отказывался говорить. Ну, а дальше я получил ту информацию, которую желал услышать, то есть всё об авиационных частях в здешней округе. Знал он о пяти подразделениях, и одно как раз было бомбардировочным. Карта у жандармов имелась, и пометка там была с координатами полевого аэродрома – летуны сегодня утром перебазировались, едва успевая за движением мотопехотных подразделений. По другим частям люфтваффе я узнал, что скоро одна из штурмовых частей будет перебазирована на тридцать километров ближе к войскам, подходившим к Минску.

Закончив с допросом, что заняло у меня полчаса, я добил немца, как и обещал – безболезненно, после чего оставил всё как есть – мотоцикл мне было не нужен, – поднялся по склону и, осмотревшись, по полю неторопливо зашагал к опушке леса, тут до неё метров четыреста было.

Сбегав за трофеями, я нагрузился так нагрузился. Все, естественно, я утащить за раз не мог, но забрал всю посуду, продовольствие, два автомата с боезапасом и оба пистолета с ремнями и кобурами. До лагеря дошёл благополучно, хотя однажды встретилась группа окруженцев, пришлось сложить трофеи в стороне и выйти к ним. Прикидываясь местным, я ответил на несколько вопросов, поделился хлебом и салом, всё отдал, также сообщил, что немцев вокруг видимо-невидимо, поэтому лучше идти ночью, ну или оврагом, он в стороне находится. Добавил ещё, что видел, как какие-то окруженцы прятали оружие и другое имущество в кустарнике. Вооружены восемь красноармейцев были действительно плохо, так что узнав, где точно спрятано оружие, – ориентир – приметная берёза, – ушли, а я забрал трофеи и дотопал до лагеря. Потом чуть позже сбегал и убедился, что пулемёт, сапоги и два плаща с тремя ранцами исчезли. Всё забрали. Это правильно, тучи над головой, как бы дождь не хлынул.

Дождь прошёл стороной. После возвращения я закончил разбор трофеев – что заберу, а что каким-нибудь окруженцам отдам – и сложил последнее отдельной кучей. Потом я сел за карту. Был третий час, так что, думаю, успею за световой день пройти половину пути до района, где расположились бомбардировщики. А они, совершенно спокойно перелетев границу, устроились со всеми своими наземными службами на одном из наших военных аэродромов с бетонной полосой для взлёта, причём вроде как даже не одной. Воронки от бомб там уже заделали, так что подразделение начало работать по заявкам от штаба армии. В общем, чтобы добраться до этого аэродрома, мне нужно было проехать порядка семидесяти километров по захваченным территориям, где уже вроде как начала работать оккупационная администрация. В общем, посмотрим, до темноты кровь из носу мне нужно проехать хотя бы километров двадцать пять – тридцать.

Быстро собравшись, я нагрузился лишними трофеями и направился на поиски какой-нибудь группы окруженцев. Двадцать минут потратил, пока не обнаружил двенадцать человек, судя по петлицам, девять артиллеристов, трое стрелки. Им я и передал все трофеи, включая часть продовольствия. Я себе ещё добуду, а им надо. Также отдал медпакеты для раненого – все три штуки, снятые с жандармов. Я уж собрался уходить, когда замер и вернулся.

– Что-то забыл? – с интересом спросил командир этой группы, старший сержант Валиков.

Он долго благодарил меня за помощь, и теперь его бойцы разжигали костёр, чтобы в двух солдатских котелках, что я им передал вместе с посудой и продовольствием, приготовить себе обед. Фляги и термосы я тоже им отдал – на них свастика, а палиться я не хотел. Конечно, если будут обыскивать, много что найдут, однако всё же поостережёмся.

– Да, есть пара вопросов, – мельком осмотревшись, присел я рядом с ним. Сержант был командиром гаубицы, которую уничтожили немцы вместе с батареей, и вот выходил к своим с остатками расчётов батареи. Выжило после боя мало. – Ты того парня хорошо знаешь – ну, с чубом?

– Часа три назад к нам пристал, – пожал тот плечами.