Мы в молчании доехали до ресторанной парковки, где оставался один-единственный автомобиль. Внедорожник средних размеров, с грязными колесами, стоял во втором ряду.

– Ты, надо полагать?

– Я, – подтвердил Кайл.

Посидел с минуту, ничего не надумал и вышел из машины. Я включила передачу и уже собралась отъезжать, как в водительское окно постучали. Я опустила стекло, Кайл просунул голову в салон, легонько притянул меня к себе за подбородок и поцеловал – коснулся губами едва уловимо, а затем исчез.

* * *

Она ждала там, где я ее оставила, – на кухонной тумбе. Газета в полиэтиленовом рукаве, скрученная и перевязанная грязной резинкой. В Бостоне тираж печатных изданий падал, но здесь наверняка еще держался.

Я предпочитала не электронные, а бумажные экземпляры, как этот. В них была логика. Заранее определенная иерархия. Читатель всегда понимал, на каком месте в этой иерархии стоит изучаемый материал. Это вам не бесконечные щелчки мышкой – когда в конце забываешь, откуда начал. Никаких автоматически воспроизводимых видеороликов (жутко раздражает!), или всплывающей рекламы, или компьютерной истории, задача которой – анализировать предпочтения клиентов и подсовывать им близкие по духу новости, то есть урезать и трансформировать мировоззрение читателя без его ведома.

Газета пахла утренней росой, страницы по краям заворачивались и крошились.

Это, наверное, ошибка. Неправильный адрес, новенький почтальон. Или бесплатный экземпляр, рекламная кампания по привлечению подписчиков. «Б» может означать «Бюллетень», или «Берег», или множество других слов. Есть сотня объяснений тому, как газета попала ко мне на крыльцо.

Я сняла резинку, развернула рулон и уставилась на название. Буквы сложились в слова, сердце застучало сильнее. «Бостон. Пост».

Моя газета.

Плечи окаменели, живот свело. Я приложила ладонь к груди.

Спокойно, Лия…

Ладно, ладно, это не так уж трудно вычислить. Я упоминала, что работала журналисткой. Говорила ученикам. С какой стати от них скрывать? Чтобы получить место учителя, нужно было рассказать о предыдущем опыте работы. Излагай информацию как несущественную, и она таковой станет. Никто ничего не заподозрит.

Вот только…

Мой взгляд перескочил на дату, и сердце ушло в пятки. Двадцать третье апреля. Чтобы добыть такой старый экземпляр, кто-то не поленился позвонить в редакцию или местную библиотеку. Последняя моя опубликованная история, больше я уже ничего не напишу. История, о которой и я, и редакция отчаянно хотели забыть. Затаив коллективное дыхание, мы молились о том, чтобы обошлось без последствий.

Я по памяти отсчитала страницы, перелистнула сразу на статью. Газета в руках дрожала.

Сезон самоубийств: четыре девушки лишили себя жизни в местном колледже – кто-нибудь их услышал?

Вот они. Фотографии в квадратной сетке, предоставленные регистрационным отделом колледжа. Я знала факты наизусть. Слева, по часовой стрелке:

Кристи Оуэнс, душевой этаж, бритвенное лезвие.

Алиша Гомез, башня Дермот, прыжок.

Камилла Джонс, река Чарльз, набитые камнями карманы, а-ля Вирджиния Вулф.

Бриджет Лакоста, ванна, передозировка.

…Я просматривала отчет о причине смерти Бриджет, биохимический анализ ее крови, внимательно изучала расписание занятий, как вдруг увидела в списке его имя – профессор Аарон Хэмптон, – и все сошлось. Кровь забурлила, разрозненные куски выстроились в стройную картину.

Бутылочка с таблетками, его довольное лицо, шум льющейся воды.

В статье не было ничего определенного, хотя она и предлагала гипотезу, в которую я верила: Бриджет Лакосту убили. Публикация не раскрывала того, что произошло до нее – и после. Не случилось никаких опровержений или дальнейших разоблачений – историю бросили умирать…

Я сложила газету, спрятала в дальний угол ящика для столовых приборов. Кто же ее раздобыл и подкинул на крыльцо среди ночи?

Лежала ли газета там вчера, когда мы приехали с Кайлом? Сомневаюсь. Значит, кто-то побывал здесь в промежуток с девяти вечера до восьми утра. Этот человек мог рассмотреть все внутри дома, ведь свет не горел. Мог заметить разбросанную по коридору одежду Кайла, его обувь в гостиной. Мог обойти вокруг, послушать под моими окнами. Встать на цыпочки и заглянуть в спальню через неплотно задернутые шторы.

Я выскочила на улицу, обогнула дом в поисках следов, доказательств чужого присутствия. Я высматривала сигаретные окурки, комья грязи с ботинок, вдавленную почву – но ничего необычного не находила.

Я мысленно нарисовала картину – Дейвис Кобб сидит в кустах, зажав под мышкой газету, и думает: «Ну все, попалась!» Лицо его вдруг плывет, и вот уже вместо Кобба в кустах Пейдж: она выследила меня и принесла газету, чтобы напомнить о…

Глубокий вдох.

Спокойно, Лия. Спокойно.

Нельзя доводить себя до такого состояния. Нельзя делать выводы на пустом месте, как это произошло с моей статьей – по утверждениям некоторых.

Однако там было не пустое место – я знала Аарона, знала его гнусную тайную сущность.

Меня не удивило, что он до сих пор не попался. Типичный социопат. Обаятельный, безжалостный, не отягощенный совестью или чувством вины.

В общем, я последовала примеру Аарона – и нанесла удар. Помню, когда именно я решила это сделать: в тот самый вечер, после ухода Ноя. Наверное, даже чуть раньше, потому-то я и металась по квартире. Уже знала, как поступлю.

Напечатанные слова, по виду ничем не отличающиеся от любых других слов.

Признание источника, выступившего на условиях анонимности, придает делу о передозировке Бриджет новый поворот. «Таблетками ее напоил один преподаватель, профессор, – заявил источник (женщина). – Я знаю, потому что меня он ими тоже поил».

Обвинение в том, что источник я выдумала – во имя погони за правдой, – было еще не последним гвоздем в крышку моего гроба.

Если бы я докопалась до правды, мне все простили бы, все сочли бы допустимым – я не сомневалась. Поэтому я сдала статью и стала ждать расследования. Я ждала, что колледж выяснит, у кого есть доступ к лекарству – Бриджет посещала занятия всего у четырех профессоров, вычислить было бы не трудно. Ждала, что другие девушки выступят с разоблачительными заявлениями; верила в это всем сердцем. Ждала, что полиция проявит интерес к делу и полюбопытствует, где Бриджет взяла таблетки. Полюбопытствует, не водится ли за профессором Аароном Хэмптоном каких-нибудь секретов.

Осознанный риск. Огромный шаг. И еще более огромный провал.

Последствия, которых я не ожидала и на которые не могла повлиять. Все завертелось с такой скоростью, что не успела я опомниться, – и моя жизнь полетела кувырком в пропасть.