На краткий миг всё померкло в глазах. А когда ко мне снова вернулась способность видеть, дин Ланнверт уже лежал рядом, удобно устроившись на боку и подпирая рукой голову.

— «Дрянные делишки». Так ты сказала, да? — он поднёс к моему носу блестевшие, влажные от моей же любовной смазки пальцы, а когда я в смущённом негодовании отвернулась, тихо захохотал. — Не нахожу, чтобы всё это казалось тебе таким уж отвратительным и омерзительным.

О чём он? Я не успела спросить вслух, как вспомнила. Я же сама чехвостила их с Мелиной почём зря — именно этими самыми словами. Ужасный дин Ланнверт, конечно, не мог упустить случая посмеяться надо мной.

Но после только что испытанного у меня не было никакого желания и дальше воевать. Мне даже язык не повиновался. Пусть говорит, что хочет, о боги, это было так…

Но дин Ланнверт не унимался.

— Ты когда-нибудь трогала мужчину здесь? — он взял мою руку и положил себе на пах. Я попыталась отдёрнуть руку, но он не дал. Под моей ладонью чувствовалось нечто большое… твёрдое.

Свободной рукой дин Ланнверт расстегнул пуговицы брюк. Я закусила губу и со смятением и трепетом смотрела туда, где вот-вот должно было появиться… то самое.

Нет, я никогда не трогала и даже не видела этот предмет. Только на картинках, которыми обменивались втайне пансионерки, с сопутствующими этому взрывами смеха и румянцем на щеках. А ещё у мраморных юношей с идеально вылепленным телом — маленький краник под аккуратным кустиком каменных волос.

То, что я увидела сейчас, походило на тот краник — да и на нарисованные мужские части не больше, чем слепленный ребёнком земляной пирожок походит на торт на королевском приёме. Этот… предмет — был большой, настоящий, даже какой-то угрожающий, он вызывал одновременно смущение и желание прикоснуться. Тёмно-розовая от прилившей крови головка смотрела прямо на меня, словно бросая вызов. Я невольно облизнула губы.

— Дотронься, — тихо сказал дин Ланнверт.

Я смятенно посмотрела на него, потом снова вниз. Дин Ланнверт аккуратно приблизил мою ладонь к этому… зверю, но не до конца, как будто хотел, чтобы я сделала это сама.

Смущение залило щёки таким горячим, как расплавленное олово, румянцем, что мне казалось, они пылают не хуже факела в ночи. Смущение и любопытство — два демона свили гнездо в моей душе и никак не давали покоя, терзали, подталкивая к действию.

Я шевельнула кистью, как бы прося дин Ланнверта отпустить меня, и его пальцы неторопливо разжались. Осторожно, подушечкой указательного пальца, я коснулась смотрящей на меня головки. Она оказалась на удивление шелковистой, но упругой, прогибалась под давлением.

Дин Ланнверт выдохнул сквозь зубы, и я взметнула на него испуганный взгляд:

— Больно?

Как посмотрела, так и не смогла отвести взгляд. У него в глазах была бездна. На меня никто никогда не смотрел так. Яростно, жадно, с явной ноткой безумия, и вместе с тем затягивающе нежно. Тысяча разных чувств, как в котле Райаса, короля преисподней.

Лицо дин Ланнверта рассекла кривая усмешка:

— Нет.

Он снова взял мою руку, направил пальцы к тому месту, где крылья головки смыкались и вниз вела тоненькая перемычка.

— Вот здесь, — выдохнул он, и его дыхание коснулось моего лица. — Коснись здесь. Да, вот так. М-м, молодец, малышка. Маленькая развратница. Моя маленькая развратница.

В следующий миг он вдруг вздёрнул меня вверх и поцеловал. Пальцы впивались в затылок, причиняя мне боль, но почему-то эта боль словно множила ощущения, делала поцелуй ещё острее и чувственнее. Потом дин Ланнверт снова рванул ленты моей ночнушки, содрал лёгкую ткань, отбросил в сторону. Я не успела вскрикнуть, сделала попытку прикрыться, но он сразу опрокинул меня на кровать и накрыл своим тяжёлым мощным телом. Раздвинул колени, поместился между ними, и я почувствовала промежностью жар его мужского органа. Он ткнулся во влажный ноющий вход, начал медленно продвигаться внутрь.

Я отчаянно забилась:

— Нет! Не надо!

Дин Ланнверт замер, сверля меня тёмным взглядом. Он жарко, тяжело дышал.

Я закусила губу. Если он не остановится, сама я не смогу ничего сделать. Ни сбросить его с себя, ни убежать, ни как-то помешать. Могу разве что попробовать повлиять на него с помощью своего дара, но для этого нужно время, дин Ланнверт успеет похитить мою невинность.

— Я не хочу… так… без освящения… без любви.

На глазах закипали непрошеные слёзы — от страха, от ощущения, что я попала в ловушку. А, может, от того, что между нами никогда не будет этой самой любви, мы враги, дин Ланнверт никогда не поведёт меня к венцу — да я и сама не представляла такое возможным. И ни за что не сжалится, ведь это часть его мести, дочь его злейшего врага — абсолютно беспомощна, дрожит под ним полностью обнажённая, в его единоличной власти. Как просто ему сейчас обесчестить меня, причинить боль одновременно и мне, и моему отцу.

Но он, выругавшись сквозь зубы, приподнялся на руках, освобождая меня от плена своего тела. Я сжалась в комочек, а он, тяжело опустившись рядом, потребовал:

— Тогда так. Дай руку.

Не дожидаясь, пока я двинусь, поймал сам мою ладонь и уверенно опустил её на вздыбленный мужской орган. Я резко втянула в себя воздух: это было так неожиданно. И так странно — ощущать кожей ладони эту часть его тела, горячую, твёрдую, с обвивающими ствол венами.

— М-м, вот так… да, — дин Ланнверт водил моей рукой, быстро, сильно, резко, не останавливаясь, вверх-вниз. Его глаза заволокло туманом, но взгляд следил за мной всё так же неотступно.

Я опустила глаза на то, что он ласкал моей рукой. Невольно приоткрыла губы, как будто хотела лизнуть выглядывавшую головку, и даже не испугалась, когда услышала хриплый, с присвистом полувздох-полустон. Движения дин Ланнверта ускорились, он снова застонал, а в следующий миг упругий орган под моей рукой задёргался и в воздух выплеснулась белая жидкость. Я вздрогнула от неожиданности, но не отвела глаз и почему-то с жадностью смотрела, как головка выплёвывает остатки семени, как оно растекается по рубашке дин Ланнверта, как его крупная рука наконец разжимается и моя получает свободу.

Дин Ланнверт сыто, удовлетворённо вздохнул. Потом одним резким движением стащил с себя рубашку, протёр пах и бросил её куда-то на пол. Снял брюки — и те тоже отлетели в сторону. Следом настала очередь покрывала, и так смятого и скомканного от нашего противоборства. А напоследок дин Ланнверт повёл рукой, и по стенам, по окнам, по двери пополз тёмно-зелёный переливающийся узор. Он мгновенно затянул комнату шёлком, превратив её в украшенную изнутри коробку.

— Что это?

— Магия. А то некоторые только и норовят засунуть повсюду свой любопытный нос. А теперь спать, — чётко сказал дин Ланнверт и по-свойски притянул меня к себе.

Я положила голову на его широкую грудь, всё ещё ощущая меня совершенно растерянной, смущённой, невероятно взволнованной.