Сегодня он был одет с иголочки: и шейный платок на месте, и все остальное тоже. А жаль. Жаль, что теперь ей не разглядеть его шею и немножко груди, проглядывавшей вчера в вырезе рубашки.

Герцог подошел к Роуз и, прежде чем сесть за стол, чмокнул девочку в щеку. Джон налил ему кофе, и Лили с удовольствием вдохнула бодрящий аромат. Кажется, она перенимает не только его жесты, но и его вкусовые пристрастия. Между тем, пригубив кофе, герцог опустил чашку и взял в руки письмо, которое Лили заметила только сейчас. Вид у него (у герцога, а не письма) был торжественно-взволнованный. Очень необычно.

– Я получил письмо от моего друга Смитфилда, – сказал герцог, демонстрируя конверт Роуз и ее гувернантке. – Сегодня вечером он придет к нам на ужин вместе с сестрами. Вы, мисс Роуз, тоже посидите за столом какое-то время. Вас приведет мисс Лили.

Роуз, пользуясь моментом, уплетала джем, быстро орудуя ложкой. Тост и масло были ей не нужны. Как и нож.

– Муж одной из сестер мистера Смитфилда не сможет прийти из-за срочных дел. Однако если с нашей стороны не будет возражений, мистер Смитфилд хотел бы привести некую юную леди, которая как раз сейчас гостит у одной из его сестер. Мы ведь не возражаем, да?

Роуз покачала головой – говорить с полным ртом не только неприлично, но и неудобно. А что касается Лили, то у нее по спине пополз препротивный холодок. Как удачно эта юная леди заехала погостить к сестре мистера Смитфилда! Не пропадать же герцогу в одиночестве, когда вокруг пруд пруди юных леди на выданье! Как бы там ни было, Лили на эту ярмарку невест никто не звал, и потому она должна взять себя в руки и наступить на горло своему… своему чувству, каким бы оно ни было. Герцогу нужна жена, а она, Лили, на эту роль никак не годится.

– Мисс Лили?

«Чего он от нее хочет?»

– Кто я такая, чтобы возражать, ваша светлость? – скромно потупившись («Вот, оказывается, как мы умеем».), вопросом на вопрос ответила Лили.

Герцог нахмурился, стрельнул в нее глазами, но от комментариев воздержался.

– Хорошо, тогда я напишу Смитфилду, что возражений нет.

Лили ничего не сказала, она даже не смотрела в его сторону, что не мешало ей чувствовать на себе его взгляд. Очень пристальный взгляд. Можно подумать, его волнует, что она думает и чувствует! Если и он тоже плохо спал этой ночью, то причины его бессонницы были совсем не те, что у нее. Он, верно, пытался представить женщину своей мечты. Ту юную леди, ухаживать за которой было бы для него не слишком обременительно. Он, вероятно, пытался составить ее психологический портрет. Хотелось бы знать, какими именно качествами должна обладать женщина, которую он сочтет достойной носить его имя, его титул, его ребенка, но которой не достанется и крохи его любви?

Или он думал о том, как близко они стояли друг к другу, как лежала в его ладони ее рука и как они говорили – упражнялись в светской беседе, пребывая одновременно и в рамках приличий, и далеко за рамками. Ждал ли он с нетерпением продолжения совместных занятий или первый урок напрочь отбил у него интерес к предмету?

И как вообще можно хоть что-нибудь довести до ума, когда все силы уходят на такие вот бесплодные раздумья?

– Спасибо за приглашение, ваша светлость, – поздоровавшись с хозяином дома, сказал Смитфилд. Он вошел первым, а за ним гуськом две его сестры, муж одной из них и подруга другой.

Томпсон услужливо придерживал для Смитфилда и прочих гостей дверь в парадную гостиную. Маркус готов был поклясться, что ни разу еще не видел своего дворецкого в таком приподнятом настроении. Кажется, благодаря проведенному им, Маркусом, маневру по резкой смене курса жизнь у Томпсона начала налаживаться.

Томпсон без единой жалобы взялся за организацию ужина, в том числе и за составление списка блюд и заказа нужных продуктов. Дворецкий словно забыл о том, что хозяин дома так и не озаботился поиском новой экономки. В оправдание своей забывчивости Маркус мог бы сказать, что у него в доме, по всей видимости, работы для экономки нет, раз та, прежняя, пожелав уволиться, заявила ему, что уходит туда, где «ее труд смогут оценить по достоинству».

Маркус не стал говорить этой женщине, что, рассчитывая получать жалованье сообразно своим «достоинствам», она рискует умереть с голоду, и, расплатившись, отпустил на все четыре стороны.

Раскланявшись со Смитфилдом, Маркус переключился на прочих гостей. Сестры Смитфилда были похожи на брата и цветом волос, и телосложением. Обе были довольно высокими для своего пола, благодаря чему подруга одной из сестер, та, что пришла вместо мужа, на их фоне казалась коротышкой – миленькой коротышкой, миниатюрной, но с формами. И ямочками на щеках, которые, похоже, ей нравилось демонстрировать как можно чаще.

– Ваша светлость, позвольте вам представить миссис Портер и мистера Портера – мою старшую сестру и ее супруга. А это миссис Хотон, моя младшая сестра, и ее подруга мисс Лавиния Блейк.

Слишком много новых имен и слишком много шума. Столько пустых дежурных фраз о том, как они все вместе и по отдельности рады знакомству с герцогом; как высоко ценят оказанную им герцогом честь; какая это редкая удача – побывать в гостях у герцога. И только Маркус решил, что теперь можно и помолчать, хлынул следующий поток любезностей. Дамы наперебой восхищались тем, какой необыкновенно красивый у герцога дом снаружи и изнутри; как впечатляюще оформлено фойе, как удачно вписалась в это фойе лестница, и так далее. Они еще не приступили к ужину, а у Маркуса уже начала болеть голова.

Мисс Лили, как оказалось, прекрасно разбиралась в тонкостях светского общения и накануне вечером давала ему абсолютно правильные наставления. В гостиной предлагались аперитивы, а к аперитивам в довесок полагалась светская беседа, главными темами которой стало несравненное качество предложенных напитков, необыкновенный вкус хозяина дома, погода, здоровье королевы и прочие темы, совершенно Маркусу неинтересные.

Когда вся компания из гостиной переместилась в столовую, десять минут ушло на восхваление помещения. Впрочем, Маркус был к этому уже готов. Но он не был готов к тому, что и от него потребуется высказывать авторитетное мнение по поводу обстановки собственного дома. Возможно, его стремление к добропорядочности обернется совсем уж неожиданными осложнениями. Как знать, может, ему вновь придется сесть за парту, чтобы уяснить, как надо и как не надо обустраивать свой собственный дом и все для того, чтобы не ударить в грязь лицом перед теми, кто ступил на этот трудный путь раньше него. Если бы не Роуз, ради которой Маркус и затеял этот званый ужин, он бы давно положил конец этому унылому словоблудию, не стесняясь в выражениях.