– Или Пудингом? – давясь от смеха, выдавила Лили.

Герцог, запрокинув голову, заразительно смеялся, и Лили, любуясь им, с грустью призналась себе в том, что взять под контроль расшалившиеся чувства ей никак не удается.

– Вы меня вызывали, ваша светлость? – Лили остановилась на пороге. Сердце ее билось непривычно часто. Что неудивительно, с учетом того, что она пришла сюда потому, что ее работодатель пожелал увидеться с ней после того, как она уложит Роуз. Собственно, она пришла лишь потому, что он пожелал ее увидеть, и совсем не потому, что ей самой захотелось увидеться с ним.

– Если я попросил вас прийти, то не затем, чтобы вы стояли на пороге. Войдите уже. – Он даже глаз на нее не поднял.

– Как прикажете, ваша светлость.

После этих ее слов герцог соизволил взглянуть на Лили. Обе его выразительные брови одновременно поползли вверх.

Ого! Она навлекла на себя гнев не одной, а сразу обеих бровей!

Девушка перешагнула порог и, войдя в комнату, тихо прикрыла за собой дверь. Он ничего не говорил, лишь пристально наблюдал за ее действиями.

Не очень-то приятное чувство – когда с тебя не сводят глаз, и одновременно… приятное. Такое пристальное внимание мужчины не может не льстить женщине.

– Садитесь.

Это что, Комната Приказов? Или, может, Комната Безоговорочного Подчинения? Хотя эти названия подойдут для любой из его комнат, если он в ней находится.

Лили прожила в его доме всего три дня, а ей казалось – три недели, не меньше. И, разумеется, всякий раз, находясь рядом с ним, она остро чувствовала его присутствие. При этом общались они, слава богу, в общей сложности не больше одного дня, поскольку после того, как герцог обеспечил свою гувернантку нарядами сообразно занимаемой ею должности, он о ней, похоже, забыл.

Остальные купленные им наряды доставили на следующий день после посещения салона, и сейчас Лили была в самом милом из ее новых платьев из божественно шуршащего при каждом движении синего шелка. Да, это правда: хлопок шуршит далеко не так приятно, как шелк. Вернее сказать, совсем не шуршит.

Впрочем, сейчас не время думать о шелках. Она здесь не для того, чтобы перед ним красоваться. Она пришла для того, чтобы отчитаться перед ним о проделанной работе согласно имеющейся договоренности.

Лили обвела взглядом комнату. Отличие этой комнаты от Розовой гостиной впечатляло. И первое, что бросалось в глаза: здесь совсем не было розового. Комната эта обладала сугубо мужским характером и как нельзя подходила тому, кто ее в настоящий момент занимал. Здесь были просторные кожаные кресла и столы на колесиках с бокалами и бутылками с интригующим содержимым.

Но Лили не могла уделять внимание окружающей обстановке, когда герцог был рядом. Он, конечно же, сидел в самом просторном из кресел, вытянув перед собой длинные ноги, и щетина на его щеках была темнее, чем обычно. Герцог был без шейного платка, и Лили, глядя на его мужественную шею и проглядывающую в разрезе рубашки грудь, чувствовала, что краснеет.

О господи!

Она быстро опустилась в ближайшее к ней кресло, чувствуя, как проваливается в яму. Кто-то намного крупнее, чем она, промял сиденье.

– Чем я могу быть вам полезна, ваша светлость? О! – сказала она, пытаясь выпрямить спину, – я оставила рекомендательное письмо в своей спальне наверху. На тот случай, если вы захотите на него посмотреть.

Аннабель потрудилась на совесть.

– Не сейчас. Мы договорились о том, что вы будете докладывать об успехах Роуз. – Герцог сопроводил свои слова нетерпеливым жестом. – Так докладывайте.

Лили сделала глубокий вдох.

– Роуз чудная девочка, она уже знает бо́льшую часть алфавита и почти всегда правильно считает до десяти.

Тишина.

– И это все? Я об этом уже знаю. От самой Роуз. Вам больше не о чем доложить?

Лили начала раздражаться.

– Что еще я могу сказать? – Может, ему доподлинно известно о том, что именно содержат отчеты гувернанток о вверенных им воспитанниках и воспитанницах? Нет, этого не может быть. Он в этом вопросе так же несведущ, как и она.

Герцог пожал плечами.

– Что вы обычно сообщали викарию?

– Викарию? – Ах да, викарий – глава семейства, у которого она предположительно работала. Чье весьма лестное рекомендательное письмо, написанное рукой Аннабель, лежало у нее на ночном столике. – Но я не отчитывалась перед викарием. Я отчитывалась перед его женой, рассказывала, насколько успешно продвигается обучение, и потом, с учетом ее пожеланий, я составляла программу на следующую неделю. Девочки были старше Роуз, и потому занятий было больше.

– Значит, этим занимаются жены, – задумчиво проговорил герцог. Его следующий вопрос застал Лили врасплох. – Вы думаете, мне нужна жена?

– Простите?

– Жена, – повторил он таким тоном, словно тупость гувернантки выводила его из себя. – Для Роуз было бы лучше, если бы я нашел для нее мать?

– И только ради этого вы готовы жениться? – Лили помолчала немного. – И зачем вам понадобилось мое мнение? Вы наняли меня в качестве гувернантки, а не в качестве консультанта по вопросам семьи и брака.

Герцог усмехнулся, в то время как Лили, ужаснувшись собственной дерзости, готова была сквозь землю провалиться.

– Но у меня есть ощущение, мисс Лили, что у вас по этому вопросу мнение имеется.

Маркус встал с кресла и принялся ходить взад-вперед по комнате.

– Видите ли, – продолжил он на ходу, – я никогда не испытывал желания вступить в брак. Я ничего не понимаю в этих ваших дамских штучках! Все эти нелепые романтические жесты, они что, для вас действительно важны? – На этом вопросе герцог остановился, посмотрел на нее и выразительно усмехнулся, словно намекая на то, что знает об отсутствии у Лили какого бы то ни было романтического опыта, после чего продолжил маятниковое хождение. – Однако, с моей точки зрения, вступать в брак под влиянием каких-то там романтических чувств весьма недальновидно. Все потому, что люди устают друг от друга, они меняются, и все безнадежно запутывается. Если бы мне пришлось жениться, я предпочел бы жениться на той женщине, которая будет иметь четкое представление о моих чувствах к ней, вернее, об отсутствии оных, до того, как будут произнесены брачные клятвы. Такого рода брак имел бы куда более прочную и реалистичную базу, чем если бы я признался ей в чувствах, которые к ней не испытываю, верно?