– Нет смысла стрелять, когда ничего не видно. И их больше, чем нас.

– Как вы узнали?

– По вспышкам.

Ответом на единственный выстрел Гилфорда стал целый рой пуль, изрешетивших змеиные туши.

– Боже правый! – воскликнул Диггс. – И что будем делать?

Гилфорд оглянулся на палатки. Там только что показался Престон Финч, без шляпы и босой. Одной рукой он прилаживал на носу очки, а другой палил в воздух из пистолета, инкрустированного слоновой костью.

– Спасаться бегством, – ответил Том Комптон.

– А как же еда? – возразил Салливан. – И образцы, и…

Просвистевшая рядом пуля не дала ему договорить.

– К черту все! – сказал Диггс.

– Привлеките внимание остальных, – распорядился Том. – И следуйте за мной.

Партизаны – если это были они – окружили лагерь кольцом, но на безлесном западном склоне холма их было не так уж много – легче перестрелять по одному. Гилфорд успел заметить двоих убитых врагов, но и у экспедиции были потери. Чака Хемпхилла и Эмиля Свенсена уложили наповал, а Салливана ранили в руку. Остальные последовали за Томом Комптоном в туман на дне ущелья, куда еще не проник солнечный свет. Передвижение было медленным и мучительным, и лишь приказы следопыта удерживали отступление хоть в каком-то подобии порядка. Гилфорду никак не удавалось вдохнуть достаточно глубоко, чтобы удовлетворить потребности тела; воздух жег легкие. Тени и туман служили ненадежным прикрытием, и он слышал – или казалось, что слышал, – шум погони в считаных шагах позади. А куда здесь бежать? Долину рассекает надвое ручей ледникового происхождения; за ней круто уходит вверх каменистый горный склон.

– Сюда, – указал Том.

На юг, параллельно воде. Почва под ногами стала предательски сырой и мягкой. Гилфорд видел впереди, в клубах тумана, Кека, но и только. «Не отставай!» – приказал он себе.

Кек вдруг застыл как вкопанный, вглядываясь под ноги.

– Помоги нам Бог, – прошептал он.

Состав почвы изменился. Гилфорд подошел к топографу. Под подошвами захрустело.

Прутики. Сотни сухих прутиков.

Нет. Кости.

– Вы нарочно нас сюда завели! – обвинил Кек шедшего впереди Комптона.

– Заткнитесь. – Следопыт казался смутным силуэтом в тумане; рядом маячил еще кто-то, наверное Салливан. – Не шумите. Ступайте в мои следы. Все идем строго друг за другом.

Диггс подтолкнул Гилфорда сзади:

– Пошевеливайтесь, они приближаются!

Главное – не думать, что может ждать впереди. Идти за Кеком, идти за Томом. Диггс был прав – из тумана со свистом вылетела пуля.

Под ногами снова захрустели косточки. «Видимо, Том ведет нас по мусорной куче, – решил Гилфорд, – в обход гнезда насекомых, на волосок от гибели».

Несколько дней назад Кек принес одного из этих существ к костру. Тело размером с большой палец рослого мужчины, десять мощных длинных ног, жвала, напоминающие стальные хирургические инструменты. Лучше не вспоминать.

Диггс поскользнулся на невидимом черепе и, вскрикнув, покатился вниз, к рыхлому гнезду. Гилфорд успел ухватить его за руку и втащить обратно.

Когда они добрались до противоположной стороны мусорной кучи, небо уже заметно посветлело. Это было не к лучшему – партизаны могли сообразить, что у них под ногами. Впрочем, тогда им пришлось бы передвигаться по узкому гребню мусорной кучи: либо вдоль стены ущелья, как поступили члены экспедиции, либо по берегу ручья. В любом случае это сделало бы их более легкими мишенями.

– Растянитесь в цепь сразу за этими деревьями, – указал Том Комптон. – Перезарядите оружие. Стреляйте в любого, кто будет крутиться поблизости, только дождитесь момента, чтобы бить наверняка.

Но партизаны были слишком увлечены погоней, чтобы смотреть под ноги. Гилфорд видел, как они один за другим выходят из тумана на то, что, должно быть, сочли каменистым уступом или мшистым пятачком. Он насчитал семерых, вооруженных армейскими винтовками, но не в мундирах, если не считать высоких сапог и мягких фетровых шляп. Они самодовольно ухмылялись.

И сапоги защитили их – во всяком случае на некоторое время. Тот, что шел первым, успел преодолеть три четверти поляны, прежде чем опустил глаза и увидел кишащих у него под ногами насекомых. Самодовольная ухмылка слетела с его лица, в расширившихся глазах забрезжило понимание. Он развернулся, но бежать было уже невозможно: насекомые крепко цеплялись друг за друга, образуя живые мохнатые канаты, чтобы оплести его ноги.

Он потерял равновесие и с криком полетел наземь. А в следующий миг исчез под шевелящимся покровом, как и один из тех, кто шел следом за ним.

– Огонь по оставшимся, – приказал Том. – Живо.

Гилфорд стрелял так же торопливо, как и остальные, но чаще в цель попадали пули следопыта. Еще трое партизан упали; остальные, услышав вопли товарищей, развернулись и бросились бежать.

К счастью, крики продолжались недолго. Тело того, что шел первым, парализованное ядом, неестественно выгнулось, словно поднялся над водой нос тонущего корабля. В просветах между черными насекомыми уже местами блестели кости. И вот человек целиком исчез под шевелящейся влажной массой.

Гилфорд смотрел как завороженный. Партизаны станут частью мусорной кучи, думал он. Сколько времени пройдет, прежде чем их ребра и черепа окажутся выброшены наружу, как обломки кораллов на морской берег? Часы, дни?

Его затошнило.

– Гилфорд, – прозвучал рядом лихорадочный шепот Кека.

Из бедра топографа ручьем текла кровь.

«Надо его перевязать, – подумал Гилфорд. – Унять кровь. Где же у нас аптечка?»

Но Кек хотел сказать не это.

– Гилфорд! – Широко распахнутые глаза, искаженное гримасой лицо. – Твоя нога!

По сапогу кто-то полз.

Наверное, насекомое выбросили из гнезда партизаны, когда бились в агонии. Оно взобралось по голенищу, прежде чем Гилфорд успел среагировать, и вонзило жвала в его ногу, прокусив штанину.

Он ахнул и пошатнулся. Кек подхватил его под мышки. Салливан рукоятью пистолета отшвырнул насекомое, а Кек раздавил каблуком.

– Вот же черт… – тихо произнес Гилфорд.

Потом яд достиг артерии, под кожей разлилось жидкое пламя, и он потерял сознание.

Это случилось ближе к Концу Времен, когда Галактика схлопнулась, превратившись в собственную сингулярность, – в ту пору, когда звезд было мало и они были бесплодными, а галактики разошлись так далеко друг от друга, что даже возмущения в поле Хиггса не распространялись мгновенно.

Во всех остальных уголках Вселенной голоса галактических ноосфер неуклонно ослабевали по мере того, как обитатели смирялись с неизбежностью распада либо лихорадочно возводили бескрайние эпигалактические редуты, крепости, которые должны были выдержать как сладкоголосые песни черных дыр, так и остывание Вселенной. Со временем, когда белые карлики и даже нейтронные звезды выдохнутся и умрут, эти оплоты космического Разума останутся единственными островками когерентной материи.