Наконец прибыл со вьючными змеями Эразмус, и с ним расплатились чеком, выписанным на Джефферсонвилльский банк. Змеевод провел вечер в лагере и выразил свои соболезнования по поводу гибели Гиллвени, хотя удивления эта новость у него не вызвала.

Однако открытие, сделанное Эйвери Кеком, отодвинуло прибытие Эразмуса на второй план. Кек с Томом Комптоном отправились охотиться на змей: Кека интересовала как местная география, так и следопытские навыки их проводника. Впрочем, долго идти по следу не пришлось, рассказал у костра Кек. Они просто отбили одну змею от стада, и Том Комптон уложил ее метким выстрелом из ружья. Куда труднее было дотащить тушу до лагеря.

Самое интересное, сообщил Кек, это то, что они наткнулись на гнездо насекомых и их мусорную кучу.

Насекомые эти были десятиногими беспозвоночными хищниками, состоявшими в дальнем родстве с пенечниками, которых Гилфорд видел на окраине Лондона. Они рыли норы в низменных местах с рыхлой и влажной почвой. Меховая змея или любое другое животное, забредшее на территорию этих насекомых, оказывалось немедленно закусано до смерти полчищем ядовитых трутней, после чего хищники облепляли тушу и обгладывали до костей. Затем голые гости методично переправлялись на периферию колонии – в ту самую пресловутую мусорную кучу.

– Чем старше колония, тем больше куча, – сказал Кек. – В долине Рейна я видел гнездо с мусорной кучей, которая выглядела как ведьмин круг метров ста в диаметре. Та, что нашли мы с Томом, средних размеров: правильной формы кольцо из обглоданных белых костей. Это в основном кости злополучных меховых змей, но… – Кек развернул клеенчатый сверток, который принес в лагерь, – среди них мы нашли вот это.

Находка представляла собой вытянутый, с высоким сводом и длинными острыми зубами череп. Он был белым, как полированная слоновая кость, но в свете костра на нем играли красноватые отблески.

– Ох, ни хрена ж себе! – воскликнул Диггс, чем навлек на себя строгий взгляд Престона Финча.

Гилфорд повернулся к Салливану, и тот кивнул.

– Очень похоже на череп, что мы видели в Лондоне. – Он рассказал о посещении Музея страшилищ. – Любопытно. На мой взгляд, он принадлежит крупному хищнику, который, вероятно, был широко распространен, по крайней мере, в определенный момент.

– В определенный момент? – презрительно переспросил Финч. – Вы имеете в виду тысяча девятьсот тринадцатый год? Или тысяча девятьсот пятнадцатый?

Салливан пропустил его слова мимо ушей.

– Каков, по-вашему, возраст этого экземпляра, мистер Кек?

– Не возьмусь даже предполагать. Совершенно очевидно, что он не успел ни фоссилизироваться, ни хотя бы потемнеть под воздействием окружающей среды, так что он… сравнительно свежий.

– Что означает, что мы вполне можем наткнуться на одну из этих милых зверюшек, – вставил Эд Беттс. – Держите пистолеты заряженными.

Том Комптон за все время жизни на Дарвинии ни разу не видел подобного существа, как и торговец змеями Эразмус. «Хотя люди в наших лесах пропадают».

– Напоминает медведя, – заметил Диггс. – Калифорнийского гризли, если это взрослый экземпляр. Наверное, его привлек мусор. Может, нам стоит заниматься уборкой лагеря более тщательно?

– Возможно, они избегают людей, – предположил Салливан. – Возможно, мы их пугаем.

– Возможно, – эхом отозвался Том. – Но обладатель таких зубов способен отхватить человеческую ногу до колена и не подавиться. Если мы пугаем этих великанов, стоит ответить им взаимностью.

– Мы удвоим число ночных дежурных, – решил Финч.

Даже в райском саду не обошлось без змея, подумалось Гилфорду.

Наутро они двинулись через поросшую травами холмистую равнину к югу, в сторону гор. Из меховых змей получились вполне сносные ездовые животные – они не возражали против всадников и даже худо-бедно слушались импровизированных уздечек, но обладали слишком широкими телами, чтобы верховая езда была комфортной (не говоря уже о том, что шкура выделяла дурно пахнущее сало), а удобного седла для змеи пока никто не изобрел. Гилфорд предпочитал двигаться пешком даже спустя два дня, когда переходы стали на порядок утомительнее, а голени, лодыжки и бедра принялись дружно протестовать.

Поросшие травой холмы становились все выше и выше. Теперь найти чистую воду было сложнее, хотя змеи могли учуять ручей или озерцо за милю. А маячившие на горизонте горы, расстояние до которых Кек определял методом триангуляции, определенно представляли собой преграду: конец пути, даже при условии, что Финч и компания найдут проходимый перевал на том месте, где раньше лежали Бреннер и Монженевр. «Тогда мы повернем назад, – думал Гилфорд, – привезем гербарии и насаженных на булавки букашек в Америку, и люди будут говорить, что мы помогли покорить новый континент, хотя это смешно: в масштабе неизведанной страны все наши познания – крохотная песчинка».