Я откликнулся и почему-то решил присовокупить к своему ответу фразу «Как же я обожаю тебя!». За сим последовало искание на ощупь не скрывающего свою любовь узника, в конце концов поиск увенчался успехом, и мы с Евой первым делом крепко обнялись, а потом и поцеловались. Сантименты продлились недолго, так как суждено их было прервать понукаемому столь полезным для меня приказом полицейскому, пришедшему отцепить мою руку от металлической трубы.

Недавно утраченная свобода наконец-таки обретена вновь, стоит оценить ее по достоинству на сей раз и надо не разбазаривать почем зря драгоценные минуты, будучи ласкаемым вольными ветрами со всех сторон.

Когда мы вышли из главных дверей отделения № 31, я, чего, признаться, не ожидал, не увидел фигуру постоянной спутницы моей нареченной, сейчас ее роль, как мне удалось понять, исполняли несколько полицейских, которых Ева отослала, когда мои уста прошептали ей на ушко, что за нами по пятам следуют эти угрюмые ребятки. Вероятно, именно они и доставили сюда слепую вместе с указанием выпустить меня.

Стоит ли рассказать об услышанных в камере вещах той, что идет со мной под руку? Нужно ли ей знать, что отец ее, можно сказать, только что ввязался в жесткое противостояние с Ларватусом, которому, как ни крути, удалось заранее совершить несколько удачных ходов? Почему бы и нет — быть может, ее родитель, получив предупреждение, сумеет выкрутиться и сократить отставание от противника в этой идиотской игре, а там уже будет полегче заполучить победу или хотя бы ничью. Да и свое положение ей стоит объяснить: как-никак я, уходя на дно, собираюсь забрать с собою эту красавицу.

— Ева, — заговорил я, когда мы очутились поблизости от «Мира кровавого туза», к которому пришли как-то совсем бессознательно, — есть много вещей, о которых я должен рассказать тебе. И самое важное из этого всего то, что мой арест и освобождение есть части большого замысла судьи Иоана Ларватуса.

— Что ты такое говоришь, любимый? — почему-то слишком ласково говорила девушка. — Он, конечно, плохой, но сегодня благодаря ему я и узнала о твоей беде.

— Я знаю, потому что он мне сам все и рассказывал. Ларватус за несколько часов до твоего появления был в моей камере. — и после этого я поведал ей все услышанное мною от судьи, изменив лишь некоторые детали: незачем моей возлюбленной было знать, что выдвигаемые Иоанном обвинения в похищении и убийствах являются абсолютно обоснованными.

Ева восприняла содержание моего монолога очень серьезно и заявила, что обязательно доложит все отцу, который «непременно поставит на свое место много о себе возомнившее дерьмо». Именно такие слова использовала моя спутница, причем делала это не без видимого горделивого удовольствия. Сие, конечно, не очень соответствовало ее прекрасному образу, но ругать девушку я не брался — данная горячность порождена встречей невинного сознание с несправедливость, полной при этом отвратительной злокозненности. Мне такие чересчур идеалистичные трактовки не по нраву, но в случае Евы за их применение вполне можно браться — уж мне ли не знать величие ее прозрачной души? Жаль только, что никто не видит этого в ней или в некоторых других и не берется строить мир на этих человеческих началах. Плевать, ведь один Ид Буррый — не все человечество, тогда какое право он имеет делать такие вот глобальные выводы?

Столь милому упованию на отца Евы я был бы больше рад, если бы только в руках Иоанна Ларватуса не было два серьезных козыря — Ипполит и Кира Лязем. Как же все повернулось по-дурацки! Старый болван рассчитывал лишь на труп девки, а тут ему на блюде преподнесен ученый, творящие какие-то безумные эксперименты над вполне себе живой и способной говорить подопытной! И все это связано со мной и неведомым покровителем поневоле — Виктором Марптоном. Да, выпутаться будет намного сложнее, чем это кажется дочери моего благодетеля.

Остается затаить дыхание и ждать развязки, которая решит в том числе и мою судьбу, правда, вот, предчувствую для себя только два варианта исхода — плохой и ужасный. Взяться мне сейчас же стоит за обработку моей второй половины — надо подготовить ее к тому, что теперь ее возлюбленный в бегах. Может, она продемонстрирует свою преданность и последует за мной, куда бы не ступила нога моя.

— Ева, все это очень хорошо, и я верю, что все кончится хорошо, — начал я свое убеждения с небольшой щепотки лукавости, — но ты же понимаешь, что мне лучше сейчас пропасть на время? Если этого не сделать, то жизнь моя будет под угрозой. Пешки Ларватуса в любой момент могут меня арестовать, вздумай он только поскорее начать реализовывать свой план.

— Ид, не переживай, — по-матерински ласково заговорила девушка, — я сделаю все, чтобы защитить тебя. Скоро снова увижу папу и попытаюсь уговорить его забрать тебя отсюда в Зону 15.2. Он не очень-то великодушен, но я знаю как на него давить.

— Мне кажется, что эта затея может плохо кончиться. Окажись я там, судье будет намного легче убедить твоих собратьев в том, что руководитель Департамента всеобщей справедливости замешан в пособничестве убийце. В общем, надо действовать иначе.

— Любимый, что ты предлагаешь? Я все сделаю. — сказала девушка, и тем самым ответила на многие мучавшие меня вопросы. Значит, не стоит переживать по тому поводу, что участь изгоя не будет облегчена присутствием дорого сердцу существа, существа женского пола, что не маловажно.

— План мой не сложен, но некоторые неудобства могут возникнуть. — стал я вводить в курс дела слепую. — Сейчас я провожу тебя до Пункта транспортировки, и ты отправишься домой беседовать с отцом и так далее. Я же отправлюсь домой и приведу в порядок некоторые дела. Потом же мне надо будет каким-нибудь образом избавиться от слежки. Вряд ли она была снята, после освобождения.

— И как это сделать? — озадачено спросила Ева.

— Не знаю толком. Нужно, наверное, большое скопление людей, а остальное приложится. Не знаешь ты случайно, когда состоится обряд очищения?

— Знаю, любимый, — будто сильно обрадовавшись отвечала красавица, — и, кстати, знаю еще то, что ты обманул меня! В прошлый раз все было по-настоящему. Не понимаю, зачем ты соврал, но верю, что не из плохих побуждений. Видимо думал, что я из числа особо впечатлительных барышень.

— Оберегал тебя, любимая, — с какой-то фальшью, непонравившейся мне самому, в голосе сказал я.

— Поверь, я не такая. Сам подумай, путешествовала бы я по миру, будь иначе? — после этого я вдруг вспомнил, как дрожала в ладони моей рука Евы, когда уши ее донесли до мозга крики безумствовавших возле моего дома троянцев. Тогда она врала мне или сейчас врет?

— Значит, завтра? — переспросил я.

— Ага. Кажется, скоро эта забава каждую неделю будет устраиваться.

— Как так? Неужели так много преступников?

— Ну, таковых всегда найдут, но тут дело не в этом. Кто-то посчитал, что этот обряд будет очень неплохим развлечением для граждан нашей страны. В общем, на потеху публике, как говорится.

— Как не парадоксально звучит, но я почему-то уверен, что скоро этот обряд станет неотъемлемой частью досуга большого числа обитателей нашего города.