Вопрос предполагал разрешить две проблемы: точность сообщения и состояние капитана Николая Иванова.

– Не уточнили господа нейтралы. Но вот их сообщение, – Сазонов протянул четвертушку желтоватой бумаги, бланк представительства Красного Креста. – Свяжитесь от имени МИДа, выясните. Нас пока что уважают.

Алексей Иванович мог бы сказать, что в большей мере уважают не столько МИД как правительственный институт, сколько самого Сазонова.

Он прекрасно знал, что больше всего повлияла на решение Парижа согласиться на «Константинопольский меморандум» угроза министра в случае отказа уйти в отставку, с тем, что его место, неровён час, займёт приверженец былого союза трёх императоров…

Два лейтенанта и две музы.

Железнодорожный узел Обертау

Отскочив полоумным галопом от приватного аэродрома графа Гаузена, Ивановы решили: в город до выяснения, кто и что там, не возвращаться. Тем более что на окраину, где остался госпиталь и откуда пришли Вадим и Арина, на их глазах немцы двинулись чуть ли не маршем. А значит, город они по меньшей мере считали уже взятым.

Это не сильно-то походило на истину, если учесть, что сам повод к существованию городка – железнодорожный узел Обертау, – всё ещё дымил, всё ещё трещал горящим хворостом перестрелки и даже, нет-нет, да погромыхивал артиллерийскими выстрелами. Но туда, к своим, кто бы это ни был и сколько бы их там ни было, ясное дело, не прорваться. Обсел германец вокзал, как волчья стая избушку умирающего лесника.

Поэтому решили, вернее, единолично распорядилась Марта:

– От греха подальше, – и подтянула вожжи в правой руке.

Не сбавляя шагу, коренник повернул в сторону реки, мелькавшей каплями ртути далеко за посадом. Там, как помнится, мосток имеется, а там и…

«Хутор Марты или деревня, – догадался Кирилл. – На этот раз согласно пословице: “Мой дом – моя крепость”».

Оглянувшись в сторону ангара, оставленного на крайних путях станции Обертау и уже превратившегося в элемент игрушечной железной дороги, он с досадой обнаружил и «насекомое» движение от неё мелких серых вошек.

Боши всё-таки двинулись преследовать.

Впрочем, и далеко, и пешим порядком…

– Зачем? – садясь, повторил Кирилл вопрос прусского офицера уже по-русски.

Но от этого прозвучал он почти также по-шекспировски драматично: «Вот оно тебе надо?»

– Что вы там несли про мой чудовищ… про это чу-довище?! – Вместо ответа яростно прошипела Марта, но страсти во встречном вопросе было не меньше, чем в «кладбищенском монологе». Вон, даже акцент, до этого почти неслышный, заставил рвать слова певучим заиканием. По-своему обаятельным.

Вадим, высунувшийся едва не по пояс за лакированное крыло кабриолета, так даже завистливо хмыкнул.

– Вэ… Вот бабы.

– Бабы? Опять? – с праведным феминистическим гневом отозвалась Арина с другой стороны экипажа и наугад, не оглядываясь, пнула его дамским ботиком по армейскому сапогу: – Как я могла познакомиться с вами в приличном Яхт-клубе? Ладно бы в портовом кабаке.

– Тэ… Тише, – примирительно и также, не оборачиваясь, погладил Вадим подругу. – А то, кэ… коня на скаку остановишь.

– Вот и я, мадам, каюсь, не подумал, что в такой критической ситуации вам будет дело до поэзии, – подхватил Кирилл, пытаясь уйти от ответственности за неуместную цитату. Ею он развлекал накануне немцев, притворяясь пьяным «супругом». – До чьих бы там ни было за… – Кирилл закашлялся, прочитав в подозрительном взгляде Марты, что сейчас тем более будет неправильно понят.

Очередной винтовочный выстрел, прозвучавший на фоне отдалённой перестрелки угрожающе близко, выручил его из словесной ловушки.

По всему выходило, что бездорожье изъеденного овражками пологого берега почти выравнивало шансы преследователей и преследуемых.

И всё-таки это же пока? Пока пара каурых не выйдет на приличный тракт за мостом…

– На что они рассчитывают? – пожал плечами лейтенант-авиатор, встав на козлах и обернувшись туда, куда, вываливаясь, глядели и новые «пассажиры» Марты.

Марте тоже стало как-то не до загадок «русской словесности». Так и не поняв, почему стихотворение о «задастом чудовище» следовало считать комплиментом её присутствию духа, она проворчала, нахлёстывая шелковистый круп каурого коренника:

– На немецкую исполнительность… они рассчитывают.

Каурый резвее затряс каштановыми окороками.

– …Если немцу прикажут, он за вами и в ад увяжется.

– Откуда такие наблюдения? – ревниво нахмурил порванную бровь Кирилл.

– Из опыта общения с их торговыми агентами, – фыркнула Марта. – Ай!

Газовый фонарик на задранном крыле коляски вдруг разлетелся, брызнув стеклом и вонючей карбидной крошкой. Новый выстрел догнал коляску кратным эхом, поделённым на овраги и овражки полого берега реки.

– Мы же вроде все винтовки у них отобрали? – недовольно завозился Кирилл.

– Значит, не у всех, – резонно заметила Арина, прячась в глубине коляски.

– Сэ… скоро перестанут… – попытался утешить её Вадим, отмахиваясь от попыток затащить себя в «надёжное укрытие» кожаного чехла. – Сэ… стрелять. Уже дэ… далеко для убойной силы…

– Скоро будет достаточно, – мрачно перебила его Марта. – Скоро расстояние будет вполне соответствовать убойной дальности револьвера системы «Наган».

Кирилл резко обернулся:

– Нагана? Ну да, у вас же муж был урядник. Пятьдесят метров….

Немецкие сапёры, в полусотне шагов чинившие проломленный тут и там настил деревянного моста, отложив топоры и железные скобы, уставились на прибывший экипаж с интересом…

Кабинетные разговоры.

Петроград. Дворцовая площадь. МИД. Кабинет А. И. Иванова

Статский советник повертел в руках полуторафутовый латунный стержень, на который плотно, без промежутков, были насажены какие-то кулачки, колёсики, зубчатки и ещё бог весть что, не определяемое разведчиком, вовсе не безграмотным технически, – всё-таки питомец Инженерного замка.

И поинтересовался:

– Так что это за «волшебная флейта»?

Приват-доцент и изобретатель Афанасий Каретников, приведённый прямо из своей мастерской во флигеле собственного же, наследного дома, взглянул на сановника с лёгким удивлением.

– До Моцарта нам далеко. Но эта, как изволите именовать, «флейта» может сыграть для Отечества победный марш.

– Прямо-таки? – недоверчиво поднял седую бровь Алексей Иванович.

– Это как бы краеугольная часть механизма управления корабельной артиллерией, – подхватил Садовский. – Мой товарищ из Комиссии считает, что это – наряду с подводной лодкой господина Налётова, – сейчас весьма актуально.

– Что же они там, в Технической комиссии, так беднягу Налётова мурыжили? – дерзко, хотя и косясь то на вицмундир статского советника, то на погоны Глеба Садовского, спросил изобретатель.

– Разве? – удивился капитан 1-го ранга. – Я слышал, его «подводного заградителя» уже вот-вот на воду в Николаеве спустят.

Каретников решительно не смолчал.

– А вы не слышали, что он даже взятки кому-то из вашей комиссии совал, чтобы утвердили?

Алексей Иванович примирительно поднял ладонь.

– Вам, надеюсь, барашков в бумажке совать не придётся, господин Каретников. Но попрошу объясниться по сути. Что, корабельная артиллерия доселе не управлялась?

– Да что вы! – дёрнулся Афанасий Каретников. – Управлялась, конечно. Да только вручную.

– Бог с вами, Алексей Иванович, – подыграл Садовский, прекрасно понимая, что статский советник непременно улучил какое-то время, чтобы узнать