Стоит ей заметить меня в дверях, как в глазах у нее появляется жизнь и она вскакивает со стула. А потом она видит выражение моего лица. Глаза у нее мгновенно наполняются слезами.

– Нет…

– Миссис Шабир, мне…

– Нет! Не может быть. Вы сказали, девяносто процентов! Девяносто!

Она начинает рыдать, закрыв лицо руками. Колени у нее вот-вот подогнутся. Звуки, которые она издает, напоминают об умирающем животном: чистая, несдерживаемая агония.

Я это сделала.

– Миссис Шабир… – голос у меня сдавленный. Я откашливаюсь, чтобы говорить четче, но кажется, что становится только хуже. – Мы провели шунтирование каждой из закупоренных артерий, но ближе к окончанию операции у вашего мужа порвалась аорта. Мы сделали все, что могли, но он потерял слишком много крови. Мы больше ничего не могли сделать, чтобы его спасти. Мне очень жаль.

Я даже не уверена, что она меня услышала. Она так сильно плачет, что вот-вот начнет задыхаться. Я подхожу к ней, чтобы попытаться усадить ее на стул.

– Может быть, вам стоит присесть…

– Не трогайте меня!

Она опускается на стул, спрятав лицо в ладони и пряди темных волос.

В углу палаты у Тэмми отвалилась челюсть и побелело лицо.

– Он… он не мог… – говорит она. Что-то щелкает у нее в голове. – Мне нужно позвонить.

Я смотрю на дверь и вижу, что через стеклянную перегородку смотрит Вэл, я встречаюсь с ней взглядом. Наверное, все в отделении слышали шум. Я киваю ей и иду к дверям.

– Я только что сообщила ей, что ее муж умер. У нее шок. Посидите с ней?

– Конечно, – отвечает она.

– Мне не стоит вам напоминать, что ничто из того, что вы услышите в этой палате, не должно стать достоянием общественности?

Она понимающе кивает и присаживается рядом с миссис Шабир. Как только рука Вэл касается ее спины, непоколебимость Минди испаряется. Вэл легонько укачивает ее из стороны в сторону.

Я это сделала. Я убийца.

Я выхожу в коридор. От стресса и переутомления меня почти шатает. Иду по отделению как в тумане и чувствую на себе любопытные взгляды. Когда я прохожу за заграждение и приближаюсь к двери операционной, у меня за спиной приоткрывается соседняя дверь. Сквозь щель меня буравят глаза.

Они ждут.

– Почему так долго?

– Я следую протоколу, – говорю я свистящим шепотом. – Если хотите, чтобы я вышла сухой из воды, вам нужно оставить меня в покое и позволить делать свою работу.

– Быстрее, – бросает он и закрывает дверь с тихим щелчком.

Из-за поворота появляется Дэвид.

– Вы в порядке, док? – спрашивает он.

Если кто-то уже сказал ему про смерть Шабира, он не подает виду. Но даже когда ему станет об этом известно, он должен будет продолжать патрулировать коридор, пока не увезут тело Шабира. По протоколу он должен стоять у тела в морге, пока ведутся переговоры с правительством. Мои шантажисты должны успеть к тому времени исчезнуть.

– Да, – отвечаю я. Получается довольно резко, и у него с лица исчезает улыбка.

Я, наверное, выгляжу пришибленной, потому что он бросает на меня удивленный взгляд, а потом отрывисто кивает и удаляется прочь по коридору. Я жду, пока он завернет за угол, а потом захожу в операционную.

Там сейчас стоит мертвенная тишина. Младший хирург наклонился над операционным столом, зашивая пациенту грудь. Две медсестры ждут, когда можно будет завернуть тело для отправки в морг. Весь пол в крови.

– Я доделаю.

Младший хирург подпрыгивает от звука моего голоса.

– Да? – говорит он. – Мне сказали, что мне нужно…

– А теперь я вам говорю, что доделаю. – Я смотрю на медсестер, которые стояли, прислонившись к стене, а теперь выпрямились. – К вам это тоже относится. Я сделаю то, что требуется, и отвезу тело вниз. Если хотите чем-нибудь заняться, можете потом вымыть пол.

Они молча уходят, переглядываясь, слышно только шарканье ног.

Я никогда не была такой грубой, но, кажется, это единственный способ сделать так, чтобы никто не задавал вопросов. За жесткость они начинают меня ненавидеть, но делают так, как я говорю.

Я надеваю чистые перчатки и приближаюсь к телу.

Занавески убрали. Кожу у него на груди еще не зашили, видны плоть и белая кость грудной клетки. Младший хирург зашивал проволокой.

Я беру в руки иглодержатель и бросаю взгляд на его лицо.

У него все еще заклеены глаза, а челюсть отпала из-за трубки, которая была вставлена между зубов. Я протягиваю руку, закрываю ему рот и снимаю ленту с глаз. К ней прилипла длинная черная ресница. Снова чувствую непреодолимое желание.

Не сейчас.

Я скатываю ленту в комок и кладу на столик с инструментами. Ахмед и правда был красив: четко очерченные скулы, развитая челюсть, полные губы. Его жена больше никогда не поцелует его губы.

Я наклоняюсь, пока мои губы не оказываются в миллиметре от его уха. Он пахнет кровью и дезинфицирующим раствором.

– Простите, – шепчу я.

Выпрямляюсь, стараясь отбросить эмоции. Я не могу рисковать, не могу расслабиться, пока все не кончится. Я заставляю себя больше на него не смотреть и начинаю зашивать грудную клетку, потом плотно притягиваю кожу и вставляю скобы по линии разреза. Нет смысла зашивать его как следует, коронер все равно снова будет резать, а на рану в паху уже наложил швы младший хирург.

На стене по-прежнему тикают часы, но в пустой операционной они уже не насмехаются надо мной, а просто создают спокойный фон. Я мою тело с помощью средств, которые принесли медсестры, стираю каждую каплю крови и остатки дезинфицирующего раствора, похожего на смолу.

Заворачиваю тело в простыни, с величайшей осторожностью приподнимая и поворачивая его. Обычно этим занимаются две медсестры, и мне с трудом это дается, я тяжело дышу и ругаюсь себе под нос, но вскоре уже мое чудовищное преступление запеленуто с головы до ног. Я пододвигаю к операционному столу каталку. Не могу поднять тело в одиночку, и мне приходится его перекатить. Я шепотом прошу у покойника извинений. Я накрываю его синим брезентом и снимаю тормоза с задних колес каталки.

Я наклоняюсь и из-под раковины достаю свой секундомер, затем прислушиваюсь к звукам по ту сторону двери. Я слышу знакомое посвистывание Дэвида, когда он заворачивает за угол, неспешное шарканье его ботинок по линолеумному полу.

Жду, когда звуки стихнут, и нажимаю кнопку на секундомере: у нас есть минута и тридцать две секунды, чтобы дойти до лифта.

Я открываю дверь, выкатываю тело и вижу, что двое выходят из соседней двери. Мы обмениваемся взглядами и молча идем по коридору.