Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему я должна хотеть оставить тебя и твоего отца? Нет такого места, где я предпочла бы быть без вас.
Глори стучит снова, и мой пульс учащается, когда она кричит:
– Я знаю, что ты там, Ви, прекрати тянуть время и открой дверь.
– Что же мне делать? – спрашиваю я.
– Игнорируй ее.
– Глори не может заставить тебя уйти, не так ли? Разве ты не можешь остаться, если хочешь?
Еще один стук, но на этот раз громче:
– Взгляни на камеру, Ви, и я обещаю, что ты откроешь дверь.
Глори поднимает какую-то толстую, замотанную палку, и моя мама начинает мерцать. Честное слово, мерцать. Как будто она здесь, а потом ее нет, и это вызывает панику, которая стремительно разливается по моим венам.
– Мне сказали воспользоваться этим, если ты не откроешь эту дверь, – кричит Глори.
– Открой дверь, – беспокойство в голосе мамы усиливает мое, – но заставь ее уйти. Быстро. Она будет лгать, чтобы получить то, чего хочет. Инстинкты заставляют ее прогонять духов, но она не понимает, что некоторым из нас нужно остаться.
Затем мама исчезает, и эта внезапность заставляет мои легкие сжиматься. Я оглядываю комнату – никого, и это делает меня странно опустошенной. Раздаются шаги на лестнице, и я снова обретаю способность дышать. Она не ушла, просто куда-то переместилась.
Я отпираю замки и открываю дверь. У Глори длинные, песочно-светлые волосы, мелкие натуральные кудряшки. На ней длинная многослойная светло-голубая юбка и белая блузка с открытыми плечами. В руках она держит сверток, а на сгибе руки – плетеную корзинку для пикника.
– Привет, Ви, – говорит Глори. – Ты собираешься впустить меня?
Я не хочу этого делать, но…
– Конечно.
Глори входит и настороженно оглядывает мой дом.
– Ты пропустила наш ежемесячный сеанс исцеления. – Она пронзает меня своим пристальным взглядом. – Дважды.
– Прошу прощения. Я была очень занята.
– Хм-м-м, – Глори проходит дальше в комнату, с каждым шагом все более неуверенно, чем прежде, – ты мне все время снилась.
– Только в хороших снах, верно? – Моя улыбка кажется фальшивой, и я держу пари, что так она и выглядит.
– Нет.
Дерьмо.
– Ты знаешь, что это? – она поднимает пучок травы, который держит в руке.
Не уверена. Она использовала его и раньше, когда я приходил к ней домой для психического исцеления, и когда она очищала мою ауру.
– Какая-нибудь дорогая трава?
– Шалфей, и он используется, чтобы избавить твое тело и твой дом от нежелательной негативной энергии.
– Звучит неплохо.
Глори идет к эркерному окну, и у меня внутри все сжимается, когда она проводит рукой по подушкам любимого места мамы. Затем она переводит взгляд на пианино. Мамино пианино. Там, где мама сидела до того, как Глори подошла к двери.
– Я помню, когда мы впервые встретились, ты все время играла на пианино. Красиво, если память мне не изменяет.
Я играла. Мама научила меня. Музыка принадлежала мне и ей. Но после того, как мама умерла, я перестала.
– Мне любопытно, – продолжает Глори, – почему в моих снах ты окуриваешь этот дом, и когда делаешь это, то очень напугана?
– Окуриваю? – невинно спрашиваю я.
Она машет палкой в воздухе.
– Акт сжигания трав, чтобы избавить дом от духов. А теперь скажи мне, почему я видела то, что видела?
– Понятия не имею.
– А еще лучше ответь на вопрос: почему сегодня утром ко мне явился ангел и сказал, что ты выбрала очень опасный путь? Путь, который повлияет на твое здоровье, твою семью и вмешается в духовное?
Мы пристально смотрим друг на друга. Я пытаюсь не выглядеть виноватой. А она с неодобрением смотрит на меня.
– Выкладывай, – требует Глори, и мои плечи опускаются.
– Ничего особенного в этом нет. Я пишу свою выпускную работу на тему, существуют ли призраки или нет.
Глори морщится и, пока корзина для пикника скользит от сгиба ее локтя к запястью, спрашивает:
– И как же ты собираешься осуществить этот проект?
– Я собираюсь провести кое-какие исследования и, – я нервно тереблю пальцы, – побывать в местах с привидениями.
– Чтобы пообщаться там с ду́хами?
Я киваю. Глори треплет меня по голове, как маленькую, а потом идет на кухню и ставит корзину на стол.
– С того самого момента, как встретила тебя, я говорила тебе быть осторожнее с ду́хами.
– Технически, – я поднимаю палец вверх, – ты сказала мне избегать первого этажа, и я это делаю.
По крайней мере, до недавнего времени делала.
– Потому что ты антенна, – разочарование просачивается в ее тон, – ду́хи тянутся к тебе, и, когда ты начинаешь общаться с ними, то приглашаешь их присоединиться. И не все ду́хи – хорошие люди. Некоторые вообще не ду́хи, а демоны. Ты не обучена понимать разницу. И что ты будешь делать, когда что-то негативное прилипнет к тебе, и ты притащишь его домой?
– Позвоню тебе?
– Конечно же да. Но тебе не стоит больше ничего тащить в этот дом. Тот, кто живет на первом этаже, любит играть с людьми в игры. Вы с отцом защищены, я позаботилась об этом, но та сущность привлекает восприимчивых людей, а затем использует их слабости. Последнее, что тебе нужно, – еще больше негативной энергии в этом доме и, возможно, такая ситуация, которую я не смогу контролировать.
– Не думаю, что ду́хи внизу так плохи, как ты считаешь.
– Ты говоришь так, потому что думаешь, что это ребенок.
– Я знаю, что это ребенок.
– А я говорю тебе, что есть нечто большее, чем просто ребенок. Там скрывается что-то еще, и я не понимаю, почему ты решила поиграть в наивность. Ты слишком умна для этого, Ви, и мне любопытно, почему ты избегаешь меня, почему берешься за этот проект и почему лжешь мне о том, что не бывала внизу. Этот дом живой, он говорит, и я знаю, что ты проводила время в жилых помещениях на первом этаже. На самом деле этот дом кричит на меня – так громко и столькими голосами, что я едва могу понять, что они говорят.
Она прикладывает руку к голове, как будто пытаясь унять боль, и я понимаю, что она чувствует.
– Мне жаль, что тебе больно, – говорю я, и чувство вины давит мне на грудь. – Я знаю, как сильно ты ненавидишь находиться здесь.
– Я беспокоюсь за тебя. Иначе меня бы здесь не было. – Стараясь не обращать внимания на боль, Глори поднимает голову. Я могу это сказать, потому что делаю так постоянно. – Мне нужно окурить ваш дом, и для этого мне нужно твое разрешение.