Иными словами, чтобы человеческий ритуал мог эффективно воздействовать на все части мозга и тела, поведение в нем должно соединяться с идеями; именно такой синтез ритма и значимости придает ритуалу силу.

При участии в религиозном ритуале глубокая вера в существование Бога и в то, что человек способен общаться с великой реальностью или силой, дает огромную энергию (стимуляцию мозга) тому, кто участвует в молитве или пении гимнов. Однако антропологи обратили внимание на то, что даже секулярные ритуалы указывают на концепции, которые можно назвать духовными – так, патриотические ритуалы говорят о том, что нация, или какая-то идея, или даже просто флаг, «священны», в то время как рукопожатие и подобные ритуалы подчеркивают, что священным является каждый человек.

В каком-то смысле каждый ритуал превращает значимые идеи в переживание, захватывающее все тело. Идеи, которые одушевляют религиозные ритуалы, коренятся в особых повествованиях и мифах.

Когда переживание единства, порожденное нейробиологической стороной ритуала, возникает в религиозном контексте, обычно оно воспринимается как опыт близости с Богом. В этом смысле ритуал дает неврологическое решение той фундаментальной проблемы, с которой вынуждены иметь дело все системы мифологии, – а именно, с той головокружительной дистанцией, которая, как обычно думают, лежит между людьми и их богами. По словам Джозефа Кэмпбелла, эта экзистенциальная дилемма составляет «одну из великих историй мифа о том, что изначально мы жили в единстве с духовным источником, но затем отделились от него и ищем, как к нему вернуться».[114]

О восстановлении изначального союза между человеком и его духовным источником говорит практически любая известная нам вера, от первобытных мифов доисторических охотников до великих религий, которые процветают сегодня. Так, в христианском богословии Иисус открывает нам путь к Богу; буддисты верят, что такого единства можно достичь, следуя учению Будды, а в исламе примирение происходит через подчинение верующего воле Аллаха.

Подобные убеждения, отраженные в священных текстах, создают надежную основу для веры и могут действенно смягчать экзистенциальные страхи. Но в итоге эти убеждения, даже самые яркие, есть просто идеи, и потому в них верят только умом и в уме. Однако нейробиология ритуала превращает эти идеи в переживания, в сенсорные и когнитивные события ума и тела, которые как бы обладают реальностью. Когда мы, участвуя в ритуале, внутренне ощущаем присутствие Бога, это доказывает нам, что утверждения священных текстов истинны.

Члены Римско-католической церкви, например, могут чувствовать глубочайшую близость и единство с Иисусом, когда они участвуют в таинстве Евхаристии, в котором исполняются обетование Христа о единстве и обретении вечной жизни. Подобным образом, буддисты используют медитацию и другие созерцательные ритуалы, чтобы преодолеть свою привязанность к эгоистичному Я и все нравственные страдания, вызванные этой привязанностью, чтобы потерять себя в мирном единстве с бытием, которое так ярко изображал Будда. Таким образом, нейробиологическое воздействие ритуала на его участника придает реальность историям и мифам священных текстов. В этом и состоит первоочередная функция религиозного ритуала – сделать духовные истории духовным переживанием; превратить убеждение в то, что можно почувствовать. Вот почему дервиши вертятся вокруг своей оси, монахи поют гимны, мусульмане повергаются ниц на землю, а первобытные охотники, надеясь заручиться благорасположением великого духа животных, облекались в шкуры медведей и волков и совершали ритуальный танец вокруг огня.

Вероятно, в каждую эпоху и в каждом обществе люди интуитивно находили способы использовать нейробиологические механизмы таким образом, что они наделяли ритуал трансцендентной силой, так чтобы он мог через особое поведение воплощать в жизнь наиважнейшие мифы. «Невозможно найти ни одного человеческого сообщества, – говорит Джозеф Кэмпбелл, – в котором мифологические мотивы не проигрывались бы на богослужении и в церемониях, где бы их не толковали пророки, поэты, богословы или философы, где бы они не воплощались в искусстве, не прославлялись в песнопениях и особенно где бы они не фигурировали в экстатических видениях, дающих людям великую силу».[115]

Почему же человек как бы вынужден воплощать свои мифы в действиях – «проигрывать», по словам Кэмпбелла, те все воссоединяющие решения, которые мифы обещают дать? До недавнего времени антропологи в основном объясняли стремление совершать ритуалы чисто культурными факторами. В обществах совершаются ритуалы, предполагали они, потому что люди с течением времени поняли, что ритуальные действия вносят великий вклад в общее благо. Как мы уже говорили, ритуалы и в самом деле крайне важны для общества, однако, поскольку мы все больше вникаем в нейробиологию, мы склонны думать, что стремление к ритуальному действию коренится в чем-то более глубоком, нежели культурные потребности данного общества. Новые познания позволяют нам предположить, что люди воплощают свои мифы в поведение, повинуясь биологическим операциям мозга.

Все движения нашего тела начинаются в той части мозга, которую называют премоторной зоной. Эта зона планирует движения и затем начинает их, давая нужные указания моторной зоне мозга, которая уже передает необходимые импульсы определенным группам мышц. Точный контроль над движениями и двигательными реакциями крайне важен для выживания всех высших организмов, и потому действия премоторной зоны стали важным фактором работы мозга животных в целом.

В мозге человека премоторная зона также служит физиологической базой для связанных с ней, но более сложных структур. Ассоциативная зона внимания (которую также называют префронтальной корой) в первую очередь отвечает за фокусировку внимания, создает чувство воли и служит посредником для эмоций. Однако у нее существуют рудиментарные связи с моторной зоной через премоторную зону, из которой она и возникла в процессе эволюции, так что ассоциативная зона внимания также может инициировать движения. Фактически, если бы не тормозящее воздействие со стороны лобной мозговой доли, зона внимания побуждала бы нас воплощать в движения все наши мысли.[116]

На это указывают некоторые патологические состояния, такие как инсульт, опухоли или некоторые болезни, при которых лобная доля перестает оказывать свое тормозящее действие. К таким патологиям относится одно редко встречающееся состояние под названием латах. Его жертвы автоматически выполняют все команды, которые слышат, а иногда обыгрывают в движениях и то, что видят. Одним из первых это редкое заболевание описал в XIX веке невропатолог Жиль де ля Туретт. Он зафиксировал свои встречи в Малайзии с некоторыми людьми, страдающими латахом, которых он называл «прыгунами».[117]