только верхнюю часть тела Фэлри – обнаженные плечи, спокойное лицо, руки, сложенные на груди. Золотые волосы опутывали стройный торс, слегка колебались, словно мягкие плети водорослей.

Эр-лан словно бы нисколько не изменился со дня их расставания, волосы, конечно, уже успели отрасти. Вот только вода…

Как он может спать в воде?!

Питер машинально протянул руку и коснулся прозрачной преграды, отделяющей его от Фэлри.

Успел заметить лишь синий просверк широко распахнувшихся глаз, а потом в центре водяной толщи, казалось, произошел небольшой взрыв. Среди бурлящих потоков, в вихре серебристой пены взметнулось несоразмерно длинное тело.

Оно метнулось к Питеру с такой скоростью, что тот невольно отпрянул. А когда блестящая стена пузырьков унеслась в высь, глухо охнул; Тайрон за его спиной свирепо выругался на диалекте швалей.

Питер, наверное, выругался бы тоже, если бы вообще был способен на какие-то эмоции в этот миг. Но он мог только стоять и смотреть, беспомощный, раздавленный.

Уничтоженный.

19

Перед ними и вправду был Фэлри, а точнее, это был Фэлри примерно до пояса. Дальше его тело плавно сужалось, переходя в самый настоящий русалочий хвост, покрытый мелкой, кобальтово-синей чешуей. Длиной, силой и гибкостью он напоминал не рыбий, а скорее змеиный или драконий; огромный полупрозрачный хвостовой плавник мерцал крошечными синими и белыми искрами.

Эр-лан «парил» в толще воды прямо перед Питером, приложив обе ладони к стеклу. Волосы струились за его спиной золотыми потоками, хвост причудливо извивался, колебался из стороны в сторону, поддерживая тело в вертикальном положении.

Картина вызывала одновременно восхищение и ужас, – как и при взгляде на некоторых созданий из золотых «коконов». Разум умолял отвернуться, а глаза отказывались, они жаждали насытиться зрелищем, навечно впечатать в мозг ощущение поразительной, почти непереносимой красоты.

Ошеломленный Питер вновь приблизился и медленно коснулся прозрачной стены так, что их с Фэлри пальцы соединились. Несколько мгновений они смотрели прямо в глаза друг другу – эр-лан и его Дар Небес, встретившиеся после многолетней разлуки.

Светлая кожа Фэлри казалась полупрозрачной, а лицо выглядело донельзя изможденным и истончившимся, точно резкий росчерк пера, сошедший на нет. Но Питер больше всгео боялся увидеть в знакомых узорчато-синих глазах выражение мечтательного счастья, означающее, что разум уже давно странствует где-то вдалеке от тела.

Счастья в глазах Фэлри не было, но не было и тепла. Они смотрели на Питера, как на незнакомца или вовсе на нечто неодушевленное. Ни искры радости, или хотя бы узнавания – глаза оставались холодными, как два кусочка темного, пронизанного белыми прожилками лазурита.

И это причинило Питеру глубочайшее страдание, подобного он не ожидал и даже задохнулся на миг. Казалось, оттолкни его Фэлри, отвергни с презрением, и то он не ощутил бы такой боли, как под этим равнодушным взглядом. Словно нечто важное вырвали из его сердца, и в нем образовалась источающая пронзительный, ледяной холод пустота.

Он смог бы понять обиду Фэлри, неприятие, стыд, разочарование, даже ярость – но только не это, только не равнодушие. Как будто их вообще ничто никогда не связывало, как будто их жизнь, испытания, через которые они прошли вместе, оказались просто сном.

Внутри все застыло, смерзлось в единый ком. С огромным трудом Питер в конце концов выдавил лишь одно обрывочное, вязкое слово:

– Фэлри!

Небесное лицо с бледными, обескровленными губами чуть дрогнуло, золотая голова склонилась, словно прислушиваясь.

А потом еще одно резкое, мощное движение гибкого тела подняло водяной вихрь, скрывший Фэлри от глаз Питера. Мелькнуло золотое и синее, когда же завеса сверкающих пузырьков рассеялась, эр-лана нигде не было видно – лишь стеклянно-голубая вода колыхалась и нежилась под теплыми лучами.

Насколько прочна стена, отделяющая нас от безумия? Никто этого не знает, как и того, как много ударов она может выдержать, прежде, чем рухнет.

Питер неловко повернулся и сел прямо на пол, привалившись спиной к прозрачной стене резервуара. Она была теплой и как будто слегка вибрировала – должно быть, от движения могучих потоков воды.

Ужасно хотелось сжаться в как можно более тугой комок, стать маленьким-маленьким, а потом просто исчезнуть. Чтобы все случившееся, вся невезучая жизнь действительно оказалась просто сном одинокой души в белом безмолвии. О нем Питеру рассказывал отец и уверял, что именно туда отправляются души умерших, чтобы отдохнуть и набраться сил.

За один миг под холодным взглядом Фэлри он вдруг понял, что все рухнуло. Что он шел сюда, в надежде обрести хоть какой-то смысл своей нелепой жизни. Разорванная напополам гибелью родного мира, она и до истории с Барьером была не очень, и после не сильно засверкала новыми красками.

Единственное, что в ней было настоящего, сильного и яркого – это любовь к Фэлри, и Питер продолжал цепляться за нее, все эти десять лет, несмотря ни на что. Отец умер, Хайлиан ушел. Но Питер был Даром Небес, этого никто не мог у него отнять, это утешало и поддерживало его в самые горькие минуты, когда казалось, что все напрасно, и жизнь бессмысленна, как мигание испорченного светильника.

А Фэлри его просто забыл!

Питер чувствовал себя выпотрошенным; в бездонной пропасти, куда он свалился, не было ни слов, ни взглядов, а рот и глаза забивал непроглядный мрак. Он стекал в горло и не давал дышать, Питер захлебывался им и мечтал о смерти.

Как вдруг чья-то сильная рука легла на его плечо и хорошенько потрясла.

– Эй! Эй! Не разбредаемся!

Старое словечко Инзы; на мгновение Питер решил, что она здесь, но, конечно, откуда бы. С трудом приоткрыл глаза и обнаружил, что Тайрон сидит рядом и зачем-то теребит его.

– Отстань…

Услышав этот тихий, надломленный голос, который, казалось, разбили на мелкие осколки и склеили вновь, Питер даже не сразу понял, что он принадлежит ему самому.

– Во, так уже лучше! – заметил сег.

Его грубое, словно вырубленное из камня лицо искажала тревога и самое настоящее, живое и горячее сострадание.

Это было так неожиданно, как если бы дикий зверь вдруг вышел из леса и начал ластиться к ногам Питера. Подумав об этом, он невольно усмехнулся – такое и впрямь случалось, если животным овладевала водобоязнь. Оно теряло страх и могло прийти прямо в деревню, и дети играли с ним, не подозревая, что смерть стоит в полшаге от них.

Однако Тайрон вовсе не выглядел опасным – по крайней мере в эту минуту. Он участливо всматривался в лицо Питера раскосыми темными глазами и неловко бубнил:

– Цветочек, ну не раскисай! Приятного мало, конечно… но мы что-нибудь придумаем. Безвыходных положений не