Но однажды она учуяла пленительный запах добротной чистой шерсти.

– Что бы это могло быть? – заинтересовалась она и, сделав несколько прыжков, обнаружила, что её верный пёс сладко спит, растянувшись поверх лохматой овчины. – Ах, как я мечтала о такой великолепной шубе! – восхищённо воскликнула блоха, не в силах оторвать взгляд от овчины. – Насколько же она густа, шелковиста и изящна, а главное, надёжна. На ней уже не придётся опасаться собачьих зубов и когтей. Мой пёс стал невыносим. Потеряв всякое приличие, он то и дело почёсывается и ищет меня. Как мне опостылела вечная игра в прятки! Наверняка овечья кожа куда нежнее и слаще собачьей.

Не раздумывая более и стараясь не упустить счастливый случай, блоха поднатужилась и одним махом перелетела с собачьей шкуры на овечью.

Однако вопреки надеждам и ожиданиям овчина оказалась настолько густая и плотная, что блохе пришлось изрядно потрудиться, отдирая лапками один волосок от другого и прокладывая путь в непроходимой чаще. Преодолев немало препятствий, она добралась наконец до желанной цели. Но, увы, дублёная овечья кожа была тверда словно камень. Как ни тужилась блоха, как ни изворачивалась, этот лакомый кусочек оказался ей не по зубам.

Вконец обессилевшая, взмокшая от натуги и раздосадованная, блоха решила отказаться от своей затеи и двинулась в обратный путь. Ей уже не терпелось поскорее вернуться на привычную собачью шкуру и вновь зажить прежней жизнью. Глядь, а собаки и след простыл!

Целые дни напролёт бедняжка убивалась и корила себя за непростительную опрометчивость, пока не умерла от тоски и голода, окончательно заблудившись в густой овчине.

Ну, то есть вы уже поняли, что ничего она у Зямы не накачала. У таких, как Зяма, где сядешь, там и слезешь. Жена, дети, внуки, бизнес. Приходить на поспать? Не вопрос. Был. А теперь сплыл. Потому что мужняя жена – это в любовницах удобно. А оголтелая одинокая баба – увольте! А жене что-то вякнешь своим грязным жалом – проблем, деточка, не оберёшься. Из-за тебя и так отличного надёжного непьющего шоферюгу потерял, шпрехающего к тому же ин зи дойч весьма прилично для дальнобойно-товарно-таможенных нужд. Да, уволился, дурак! Дело с бабой попутал, идиот! На маршрутку водилой пошёл, кретин! И ты иди с богом, ищи себе других, совет да любовь тебе с бессонницей и твоим носатым выродком, Светлана.

Естественно, поплакать она явилась к Соне. Скромную свадьбу подруги она как-то в своих несчастиях пропустила, ну а задним числом чего уж подарки дарить. Друзья не для твоих подарков существуют, а для твоих проблем. Пришла, чаю попила, слёз полную кухню налила. А как Глеб домой с работы вернулся, так шустро восвояси отправилась. Пока дамы болтали, Сашенька не Пушкин подсолнечным маслом щедро сдобрил готовый переплетённый дизайн-проект, что Глебу назавтра надо было клиентам представлять, и после удовлетворения нужд духовных занялся физическими упражнениями – принялся прыгать всем своим весьма упитанным девятилетним телом на ортопедическом матрасе недавно купленного супружеского ложа. Заруцкий этим обстоятельствам не возрадовался и в Светочкино тяжкое положение «брошенки» не вошёл. И к «сироте» отнёсся без особого понимания, отвесив капитальный поджопник. Светочка было открыла рот, но, натолкнувшись на взгляд Глеба, заткнулась и посинела, как будто ей кулаком под дых въехали.

Соня после ухода «обездоленной подруги» и «несчастного мальчика» попыталась было Глебу объяснить... Что-то там... Но сама рассмеялась, потому что объяснять, в сущности, оказалось-то и нечего. Стало только легче дышать.

На службе они держались, конечно, как и прежде – по-приятельски. Светочка что-то там рассказывала, Соня что-то там слушала. Наблюдая, как Светлана Степановна начинает зарываться и не гнушается требовать с дам за справки и ещё за что-то там типа бумаги и ручек, а после спокойненько кладёт себе в карман. Молча наблюдала, потому что стукачи и так найдутся. И находились. Ну да это уже дело заведующего, Петра Валентиновича. И то, что у старшей таблетки противозачаточные брала вроде как для себя, для мамы, и для сестры, и для тёти – как-то слишком много репродуктивно-активной у Светланы Степановны родни женского пола образовалось, – а сама всё тем же женщинам за деньги толкала, так тоже не её проблемы. И что верещит на больных своим голосочком драконьим – не Сонино дело, если не при ней. А при ней – не верещит.

В общем, всё равно приятельствовали. Вроде как столько лет со счетов не сразу скинешь – не костяшки-деревяшки, а совместно прожитое, и думы на этот счёт ни одного порядочного человека в покое не оставляют.

И хотя отдалялись они друг от друга постепенно, но тенденция эта счастливая для Сони была налицо. Но окружающие – о них чуть погодя – всё ещё считали их лучшими подругами. Вернее: Соню лучшей Светочкиной подругой. А Светочку – лучшей Сониной змеёй. Окружающие, какими бы глупыми и ненаблюдательными нам ни казались, таковыми бывают крайне редко. Светочка к тому же очень любила строить из себя мать-командиршу, а этого многоопытные окружающие со стажем от слишком молодого лекаря не слишком любят. Заруцкую же коллектив ценил за острый ум и безотказность, в разумных пределах, но всё же. Ординатор же Шевченко почти всех умудрилась достать. Кроме Сони. Но всё равно первой новостью о назначении на должность И.О. Софья Константиновна решила поделиться со Светланой Степановной.

– Светочка! – сказала Соня в буфете за кофе и пирожком. – Пётр Валентинович ушёл, и мы все ждём нового заведующего.

– Ну? – капризно каркнула Светочка.

– Так вот. Меня исполняющей обязанности назначили. Завтра в этом качестве представят коллективу.

– А почему это тебя?! Ты что, самая умная? Тут у других стажа побольше. Да и мозги у некоторых позначительнее! – базарно произнесла Светочка. – Да, впрочем, кому такая жопа, как заведование, нужна? Да ещё и на время! Не завидую я тебе. К тому же ты у нас молодая жена, – хмыкнула ординатор Шевченко, – а теперь ты с работы не вылезешь, и будут у тебя с твоим Глебом одни проблемы!

Сейчас, пожалуй, уместнее любых комментариев автора будет басня Эзопа (не будем изменять традициям нашей текущей главы, да и вообще всего повествования, посыпанного пылью Великих Трюфелей и разбавленного вкусом Великих Колбас). Итак, снова набираем курсивом:

ЛИСИЦА И ВИНОГРАД

Голодная лисица увидела виноградную лозу со свисающими гроздьями и хотела до них добраться, да не смогла: и, уходя прочь, сказала сама себе: «Они ещё зелёные!»

Так и у людей, иные не могут добиться успеха по причине того, что сил нет, а винят в этом обстоятельства.

Не правда ли, ужасно? Ещё и вторая часть! А первая к чему была, если там ничего не говорилось об исполнении, собственно, обязанностей?! Как не говорилось? Только об этом и говорилось. Автор обязан был исполнить ещё один женский портретный очерк! Потому что женщины, женщины, женщины! Если вы – бородатый умудрённый старец и всё ещё читаете эту книгу, так, видимо, вы ещё не всё о них знаете. Ну, то есть о нас. Ну или ещё есть вариант: вы – литературный критик. Бросьте! Бросьте это немедленно! В этом произведении нет ни добра, ни зла, а также как таковая отсутствует мораль, ярко выраженные положительные и сильно тусклые отрицательные герои. Если вы муж моей почитательницы – можете почитать за ужином, жене будет приятно. Потому ваша жена никакая, разумеется, не Светочка, а скорее Соня или, например, Пупсик. (Не думаете же вы, что автор забыл о Екатерине Владимировне, звезде телеэкрана? Не беспокойтесь, вынашивает потихоньку. Как раз сейчас, пока Софья Константиновна приступает к обязанностям, съёмочная группа гонит очередные серии для того, чтобы ваша жена, матушка и тёща могли ненадолго оставить вас наедине с компьютером или, например, мыслями модного современного петербургского философа Александра Секацкого.) Скоро в нашем повествовании появится ещё парочка женских персонажей, такова жизнь.