Частенько ночевать оставалась в отчем доме, если Серёга был в рейсе.

Короче, долбила-долбила Светочка папу и додолбила. Согласился он помочь ей квартиру купить. Если, конечно же, Серёга продаст свою фуру – всё одно из него коммерсант не слишком масштабный, пусть, как и прежде, его не то дядя, не то крёстный, не то кто он там... Как? Зяма? Вот Зяма этот пусть и договаривается. Потому что муж твой лопух. Я его уже несколько раз пытался запихнуть в политех хотя бы на «автомобили и автомобильное хозяйство» заочно. Какой там! А мне пошли бы навстречу... Но стыдно же, блинский блин! Всему же есть предел! Серёга икс от игрека только в том уравнении из трёх букв, что на заборе написано, отличает. Да-да, я знаю, что он в уме лихо цифирью оперирует. Особенно если в рублях. Как тот мальчик у Аверченко: «– Та-ак. А сколько будет, если сложить сорок семь и девяносто два? – Рубль тридцать пять... – Что-о-о? – Пол... полтора рубля. – О господи! Я вас не о деньгах спрашиваю, а о числах!» Что, не читала? Да ну «Преступление голубого шакала» же! Аркадий Аверченко. Гимназист сдаёт экзамен... Вот и мой зятёк примерно так же... М-да! Знаешь, Светлана, вы с Сергеем прекрасная пара! Очень друг другу подходите. Но, зная твой характер – ты же моя дочь, моя копия, я знаю твой характер, потому что знаю свой! – так вот тебе не мешало бы быть иногда добрее, терпимее и не задирать слишком сильно перед этими простыми, но нормальными в общем и целом людьми, свой... Ну да, ну да, прости... Наш нос... Помогу чем смогу. Да только Серёга тоже пусть пошевелится.

Для начала папа Степан помог с распределением, как когда-то уже помог с поступлением. Светочка получила акушерство и гинекологию с прохождением интернатуры в приличной больнице. В той самой, где уже проходила интернатуру Соня. Последняя, закончив институт, выпорхнула из родительского гнезда и сняла однокомнатную квартирку в непосредственной близости от больницы. Простенькую, без евроремонтов и душевых кабинок. Самую элементар-ную квартирку. Деньги на квартплату Софья Николаевна зарабатывала массажами. Нет, не интимными, а самыми обыкновенными – от лечебных до расслабляющих. Ну, и ещё в фармфирме подрабатывала. Не бездельничала. За свободу надо платить. А независимости и вовсе не бывает, это сказки для душевно нестабильных.

Серёга снова продал свою фуру тому же Зяме, у которого прежде её выкупил, папа помог деньгами, и вот Светлана Степановна Шевченко стала собственницей трёхкомнатной квартиры с прекрасной планировкой, в доме, что находился через дорогу от больницы, куда она была распределена.

Домик, предвестник таунхаусов, и ненавистная свекровь остались в прошлом. Чета Шевченко въехала в абсолютно самостоятельный трёхкомнатный рай безо всяких яблоневых садов и зажила... Хочется написать «долго и счастливо». Но это было бы лукавством.

Вроде и товар заграничный теперь весь сваливался дома, и деньги отдавались в единоличное пользование Прекрасной Задницы, как всё больше по привычке, нежели с первозданным восхищением продолжал называть Серёга Светочку.

Квартира при всём своём метраже и удобстве планировки была замызгана донельзя. Страшные ободранные стены во всех трёх комнатах. Никакой даже самой задрипанной мебелишки – голо. На кухне – закопчённые стены и потолок, кастрюли со странно пахнущей усохшей субстанцией. Расшатанные рамы. Выбитые местами стёкла. Использованные одноразовые шприцы...

Светочка – надо отдать ей должное, надеюсь, вы помните её любовь к чистоте и порядку – впряглась (сама!), и через неделю на вверенной ей территории было пусть бедненько, но чистенько. Не осталось ни одного не продезинфицированного угла. Ни одного не побеленного потолка. Ни одной стены, не оклеенной обоями. Впрочем, не совсем одна, естественно. Потому что ладно там уборка и побелка, а вот клеить обои в одиночку – это противоестественно. Это таким навыком надо обладать, что ой! Светочка таким не обладала, и потому клеить обои ей помогала всё та же Тина.

В один из дней активной борьбы за чистоту и уют Светочка с Тиной, сносившие огромные мешки мусора вниз, в контейнеры, встретили у лифта молодую девушку.

– Здравствуйте! Вы тут живёте? – поинтересовалась Светочка.

– Да. В семьдесят пятой. Софья.

– А я только что въехала в семьдесят третью! Светлана. Приятно познакомиться! Мы теперь соседки, так что давайте дружить!

– Давайте! – согласилась Софья, стараясь не слишком пялиться на выдающийся нос новой соседки и не обращать внимания на голос, похожий на вопль павлина. Лишь бы человек был хороший, не правда ли? – Вы купили квартиру у Павлика? – с какой-то странной интонацией поинтересовалась она. – Я давно говорила ему... ну, во всяком случае, тогда, когда он был в «холодном», вменяемом состоянии, что ему надо продать эту квартиру, купить однокомнатную, а ещё лучше – маленький домик в деревне. А разницу потратить на лечение. Рада, что он так и сделал. Пусть у него всё будет по-человечески, уж даже боюсь произносить слово «хорошо». Родители у него умерли, он по юности попал в компанию любителей снимать стресс сердитыми и недешёвыми средствами. А так-то парень он отличный. Никогда не воровал. Просто продавал всё, что от родителей осталось. И материны драгоценности, и тряпки, а потом уже и книги, и мебель, и даже люстры – всё в ход пошло. Страшная это болезнь, страшная... Рада, что он за ум взялся. Надеюсь, всё у него получится!

– Мне ваше лицо знакомо! Мы не встречались раньше? – проигнорировав тему неизвестного ей ни ухом, ни рылом Павлика, удивилась Светочка.

– И мне! – добавила всегда молчаливая Тина. – Послушайте, а вы не в медицинском институте учились? Не в 1992 году закончили?

– Да! – обрадовалась Соня спасительным ориентирам от спутницы новой соседки, потому что в голове у неё уже крутилась ответная, не слишком однозначная конструкция типа: «Если бы мы встречались, я бы вас непременно запомнила! Ещё бы не запомнить такой... такой... такую замечательную неординарную внешность!»

– Так мы на курс моложе вас! – радостно раскаркалась Светочка. И тут же гостеприимно добавила: – Милости просим к нам с подругой на чай через пятнадцать минут!

Автор ещё раз позволит себе упомянуть о Павлике, потому как более в нашем повествовании сей персонаж не появится. Но если в декорациях повесили на крючок полотенце, то кто-то хоть разок за время действия должен им утереть лицо или вытереть руки. Иначе труды драматурга и бутафора псу под хвост, или же это модерн. А до модерна автор этого бытового повествования пока ещё не дорос... Так вот, упомянутый тут проходной Павлик во время вышеприведенной сцены знакомства гражданок Шевченко и Заруцкой блаженствовал в сладостном плену наконец-то полученной от сотрудников УБОПа дозы. Перед этим он был задержан, ему были предъявлены обвинения в краже и даже в грабеже, коих он ни сном, ни духом, ни – тем более – телом – не совершал. Ибо был наркозависимым, но преступником ещё ни разу не был, потому как в нашей стране употребление без хранения и сбыта считается болезнью, а не нарушением закона. Плохо это или хорошо, правильно или неправильно – судить не нам и, увы, не богу, а соответствующим законодательным органам. Органы же исполнительные сказали Павлику (если вам нужна фамилия – пусть будет «Иванов»), что пока он не подпишет показания и вот ещё кое-какие бумаги, касающиеся отчуждения его собственности во благо не то чтобы уже социалистической, но и вовсе пока не капиталистической законности... В общем, вот эти гербовые бумаги. Видишь, падла, длинную такую чёрную линию? Вот тут ты и должен написать: «Павел Иванович Иванов» и напротив поставить свою грёбаную сигнатуру. Подпись то бишь. Закорючку, которой ты, падла, удостоверяешь свою подлую наркоманскую личность. Вменяемость же твою и трудоспособность подтвердит наш нотариус. Сразу после того, как ты подпишешь всю документацию. Потому что до того никаких тебе сладостных опиатов. А без них ты, падаль, невменяем и нетрудоспособен. А теперь, Пашка, скажи спасибо дядям, что не за кражу, не за грабёж и даже не за сбыт. А всего лишь за хранение. Что? Немного? Для личного пользования? Ну, знаешь ли... Столько маковой соломки для личного пользования даже Буриданов осёл не хранил бы! Подкинули?!. Ты откуда такие слова нехорошие знаешь, гадёныш? Нам честь мундира дороже ума и совести всех вместе взятых эпох!.. Пару лет лагерей труда и отдыха будут тебе только на пользу. И станешь, может быть, ты из падали снова человеком. На тебе укол, птица Феникс, возрождайся. Вот, умница, хороший мальчик Павлик. А теперь суд, тюрьма, Сибирь. Шутка! Какая Сибирь, ты что?! Всего лишь Мордовия. Курорт. Кури бамбук, Павлик, и помни нашу доброту!