— Жанна думает, что я спал с Кариной.

— Неудивительно. Сколько можно об этом говорить!

— Твоя долбанутая сестра написала мне в три ночи. Телефон был рядом с кроватью.

Он достал телефон и показал мне sms.

«Я могу развести любого. Даже тебя. Вопрос времени».

— Так ты с ней не спал?

— Нет.

А я думала, что он сорвется — рано или поздно пойдет на жгучий секс, ему понравится, и он начнет сравнивать — сопоставлять, выбирать из двух зол меньшее, стягивать черное белье и трогать маленькую, но черствую грудь Карины. Ан нет…

Мне вдруг стало наплевать на то, что мы могли кого-то встретить, на Бриджит Джонс и инвестиции. Я пододвинулась к нему вплотную, перекинула ногу, оставив коленку на уровне паха, рукой провела по пояснице, чуть царапнула спину, укусила ухо — он сдался и отпустил старые обиды, вместе с дымом непотушенной сигареты они пустились наутек.

Молодой небритый администратор в мятой белой рубашке напомнил о начале сеанса, видимо, опасаясь, что мы займемся сексом, не дойдя до зала. А мне наплевать на обстоятельства.

Минуя синие шторы прохода, почти одни в зале — пара мальчишек среднего школьного возраста сидели в первых рядах. А мы, как в дешевых американских фильмах, развалились под проектором, в верхней части зала на диване. Я отключила телефон.

К тому моменту, как дали первый трейлер «XXX — второй уровень», я была сверху Романовича, загораживая экран. Мировой кинематограф переживет. Его физическая форма была врожденной — спортом он не занимался, просто жил на сто десять процентов. Пытался везде успеть. Поэтому быстро кончал.

Я оделась так, что снимать ничего не требовалось — он расстегнул блузку, не снимая до конца, приподнял лифчик, костяшками упершийся в подмышки. Я сняла ярко-зеленые трусы с вишенками и кинула в сумку. Какая, к черту, разница. Два оргазма за один сеанс.

Изо рта клубами вырывался горячий воздух тела — хотелось курить, позади послышались шаги клерков.

— Романович, Александр?

— Что за нах*й! — Противно выругался Алек и, не оборачиваясь, прошептал. — Пошли к машине.

Он ненавидел мою жизнь, толком не разбираясь в именах и фамилиях, меня тоже не прельщали пейзажи его бытия.

Мы ехали в сторону моего района, а когда проехали дом, где я раньше жила на Комсомольском проспекте, Романович выдал первую за посторгазмовый период реплику:

— Давай чаще видеться.

Я вдруг вспомнила, как Жанна откачивала меня после морфина, и впервые за долгое время что-то под ложечкой представилось «Здравствуйте, я ваша совесть»!

— Эхх, будь тебе хотя бы двадцать пять и езди ты на X5… Да не стоит — не получится у нас.

Больше мы не поднимали эту тему.

Как же все запуталось. Почему мы отвергаем от себя тех, кто нам близок? Почему так сильно манит жестокость, прирученное состояние, власть, последующая борьба, загадки, интриги?

* * *

Мои бабушка с дедушкой по папе были учеными, со степенями и званиями, собственными кабинетами в МГУ и домашней библиотекой. Так сказать, физики. Все детство они отвечали на мой вопрос «А есть Бог?» суровым нет и говорили что-то о воле человека, понимание которой сводилось к отказу от шоколадных конфет.

Прошло несколько лет, я повзрослела и перестала задавать «глупые вопросы», пряча крест под кофту. Я часто копалась в их книгах и делала вид, что изучаю иврит, читая непонятные закорючки. И вот однажды я осталась у них ночевать. Была сильнейшая гроза, проливной дождь и летающие балконы под окнами. Дедушка сидел в гостиной за огромным круглым столом и пил чай из блюдца. Я тихими шагами прошла к бабушке поблагодарить за приготовленную к ночлегу комнату. И увидела, как она прячет под подушку икону. Дело было не в страхе показаться верующей — был 98-й год. И вряд ли она думала о том, что она так легко вместе со сменой политического устройства отказалась от принятых идеалов. Дело, как оказалось, было в другом.

«Знаешь, мы всю жизнь занимались наукой и только в самом конце поняли, что есть еще один фактор — это воля Божья…» Стыдно признаваться в том, что совершила много ошибок…

Мне тоже стыдно. Только вот за что, я пока не поняла.

Утром я проснулась от звонка из института. Срок сдачи курсовой был близок. Ситуация достигала критической отметки, но по той теме, которую я выбрала, конкретных ответов так и не нашлось. Был только факт — наркоманкой она не была. Но суть была в том, чтобы познать мотивацию этого вранья, я звонила наркологам и врачам, психологам и энэлпэшникам, но ни один из них не мог ответить на личностный вопрос «Зачем?», а сдавать сюжет просто про клинику я не хотела. Опять сотни домыслов и ничего конкретного. Пар, дым, туман. Влажный и промозглый.

Мой одногруппник выбрал интересный вопрос «Куда ездят бабушки по утрам?», на этот вопрос тоже никто не мог дать конкретного ответа, каждая вторая бабка кидалась на камеру, как пионер на фашиста, и весь репортаж строился на чужих мнениях. Никита тоже был озадачен. Позвонила бабушке узнать. Она сказала, что по утрам она спит. Но бабэ у меня особенная, не такая, как все.

Ближе к обеду приехала Линда в черной юбке и тугой водолазке. Линде двадцать три года, но она получала третье высшее образование и была опять первокурсницей. Сначала мы думали, что ей повезло оттяпать Глебастого на растерзание, потом поняли, что это ему выпал счастливый билет, она давала ему душевную близость, откровенность и спокойствие, хоть и вышли они из разных миров — дочь художника по костюмам и сын известных рестораторов.

Линда была ниже меня ростом, слегка полновата, но тем и очаровательна, необузданно и безостановочно крутила шар под названием Земля оптимизмом и юмором, а также унаследованным от Карлсона пропеллером в заднице. Она умела улыбаться просто так — даже когда больно и хочется умереть, она продолжала радоваться.

В этой водолазке ее грудь сплюснуло. Я не могла оторваться. Четвертый размер стал вторым.

— Одевайся! — веселым тоном сказала Линда, садясь на банкетку в прихожей.

— Мне нечего надеть, — сонным голосом отрикошетила моя лень.

— А вон, юбка и рубашка на кресле лежат, — показала она пальцем на последствия ночного разврата.

— Я йогуртом обсявкалась. И потом, потная одежда…

— Слушай, у тебя десятиметровая гардеробная завешана вдоль и поперек. Сейчас все найду.

Она нашла очередную черную юбку с лоскутным низом и черную блузку с пайетками и стразами. Отпираться не пришлось.

— Линда, я не хочу ехать в Кирину квартиру. Давай прогуляем?

— Поминки не прогуливают.

— То же самое говорят про лекции, но все это делают.

— Маш, мы же обещали декану, что приедем. Давай, кстати вернем дневник.