Согласно одной из ключевых идей Талера и Санстейна, наши решения часто принимаются по инерции. Например, если работодатель автоматически включает нас в какую-то программу страхования, мы останемся в ней, даже если нам предложат еще шесть разных вариантов. Если же это требует определенных проактивных действий с нашей стороны – прочесть буклет страховой фирмы, заполнить анкету, посетить дурацкий семинар отдела по персоналу или сделать что-нибудь еще, что требует времени и сил, – мы можем вообще не застраховаться. Так вот, господа Талер и Санстейн считают, что эту инерцию (и другие огрехи принятия решений) можно использовать с некоторой выгодой. Чтобы политиков перестало беспокоить поведение отдельных представителей общества, скажем недостаточность их пенсионных сбережений, либертарианский патернализм предлагает «опцию по умолчанию» – автоматическое отчисление на пенсионный счет приличной суммы с каждой зарплаты. Иными словами, их надо «подтолкнуть», именно так и называется книга Талера и Санстейна. Каждый из нас в любой момент может выбрать другой вариант, но на удивление много людей остается там, куда их определили изначально.

Следует отметить, что эта идея может привести к весьма значительным последствиям, например, если речь идет о чем-то вроде пожертвования органов. В Испании, Франции, Норвегии, Израиле и многих других странах донорство органов регламентируется так называемой презумпцией согласия, позволяющей с молчаливого в соответствии с забирать органы у скончавшихся людей. Вы являетесь донором органов, если не заявили о противном, что имеете полное право сделать. В отличие от США, где действует презумпция несогласия, в соответствии с которой вы не можете стать донором органов, если не подписали специальный документ о своем согласии на это. Так вот, инерция работает даже тогда, когда речь идет о таких серьезных вещах, как донорство человеческих органов. Экономисты установили, что законы, регламентирующие презумпцию согласия, оказывают на эту сферу весьма существенное положительное влияние с учетом соответствующих страновых характеристик, таких как религия и расходы на здравоохранение. В Испании, например, самый высокий уровень трупного донорства в мире – на 50 процентов выше, чем в США[65]. Истинные либертарианцы, в отличие от патерналистских, отказываются от законов, устанавливающих презумпцию согласия, потому что это подразумевает, что пока вы не приложите определенных усилий к тому, чтобы считаться владельцем собственных внутренних органов, ими владеет государство.

Эффективное государство – это очень важно. Чем сложнее становится наша экономика, тем более сложными и мудрыми должны быть наши государственные институты. Прекрасным примером может служить интернет. Частный сектор – двигатель роста и развития сетевой экономики, но именно государство, которое борется с мошенничеством, обеспечивает обязательной юридической силой интернет-транзакции, устанавливает нормы права собственности (например, доменные имена), разрешает споры и занимается проблемами, о которых мы совсем недавно даже не подозревали.

Печальная ирония трагедии 11 сентября 2001 года, помимо всего прочего, заключалась в том, что она наглядно продемонстрировала лживость одного из легковесных убеждений государства: в частности, что «налогоплательщики лучше знают, что делать со своими деньгами». Налогоплательщики, отдельные люди, не могут собирать разведданные, разыскивать опасных беглецов в горах Афганистана, проводить исследования в области биотерроризма и обеспечивать защиту самолетов и аэропортов. Конечно, если государство берет деньги из моей зарплаты, оно должно обеспечивать мне за это полезность, которую я не могу получить больше нигде, – это чистая правда. Но правда и то, что хотя некоторые вещи улучшили бы мою жизнь, я не могу обеспечить ими себя сам. Я не могу построить систему противоракетной обороны, защитить находящиеся под угрозой исчезновения виды животных, остановить глобальное потепление, установить на дорогах светофоры; я не могу регулировать деятельность Нью-йоркской фондовой биржи или договариваться о снижении таможенных барьеров с Китаем. Возможность работать сообща ради выполнения всех этих задач нам обеспечивает государство.

К этому моменту вы, вероятно, готовы на следующей вечеринке не ругать, а, напротив, превозносить неоспоримые достоинства государственной бюрократии. Но не спешите это делать. Если бы государства действительно были такими замечательными, то страны, в которых всем заправляет правительство, например Северная Корея и Куба, были бы сегодня экономическими тяжеловесами. А они явно не таковы. Все дело в том, что с одними задачами государство справляется хорошо, а с другими – из рук вон плохо. Оно может успешно решить проблему с серьезными экстерналиями, но может и зарегулировать экономику страны до полного разорения. Оно может обеспечивать своих граждан важнейшими общественными благами, а может растратить огромные налоговые поступления на совершенно неэффективные программы и бесперспективные проекты-фавориты. Государство может справедливо перераспределить богатство, передав его часть от богатых малоимущим, а может отдать деньги обычных граждан тем, у кого имеются нужные политические связи. Короче говоря, государство может стать как строителем фундамента для динамичного развития рыночной экономики, так и душителем высокопродуктивной деятельности. И увидеть эту разницу довольно трудно, но чрезвычайно важно.

Президент Рональд Рейган любил рассказывать одну старую шутку: «В бывшем СССР дама хочет купить Lada, дешевую модель автомобиля советского производства. Несмотря на устойчивую репутацию на редкость низкого качества продукта, продавец в салоне заявляет, что машины в большом дефиците. Но дама настаивает, чтобы у нее приняли заказ. В конце концов продавец вытаскивает огромную пыльную бухгалтерскую книгу и добавляет имя женщины к длиннющему списку ожидания.

– Приходите через два года, 17 марта, – говорит он.

Дама заглядывает в свой календарь.

– А утром или после обеда? – спрашивает она.

– Да какая разница?! – мрачно отвечает продавец. – Это же через целых два года!

– У меня на этот день вызван водопроводчик, – слышит он в ответ».

Если опыт Советского Союза нас чему-нибудь научил, так это тому, что монополия подавляет любую потребность быть инновационным или стараться реагировать на желания клиентов. А государство – это одна очень большая монополия. Почему клерк в нашем Управлении регистрации транспортных средств столь неспешен и нелюбезен? Потому что он может себе это позволить. Как, вы думаете, вел бы себя персонал вашей компании, если бы ваши клиенты по закону не имели права уйти к конкуренту? Уж наверняка они крепко задумались бы о том, стоит ли задерживаться на работе допоздна или, скажем, вообще стоит ли идти в офис в теплый летний денек, когда Cubs играют на своем поле.