Однажды я наткнулся на весьма любопытный пример того, как неоднозначность прав собственности препятствует экономическому развитию. Я тогда работал над всеобъемлющей историей американских индейцев по заказу Economist. Проведя некоторое время в резервациях, я заметил, что там очень мало частных домов. Люди живут либо в домах, финансируемых федеральным властями, либо в трейлерах. Почему? Оказалось, что в индейской резервации получить обычный ипотечный кредит на покупку дома крайне трудно, а порой и невозможно – вся земля там принадлежит общине. Член племени может получить участок земли в пользование, но его владельцем будет не он, а индейский народ. Для коммерческого банка это означает, что в случае неисполнения условий займа под залог недвижимости это имущество забрать будет нельзя. А если банку отказывают в этом неприятном (для заемщика), но необходимом условии, он как кредитор остается без реального залога под выданную ссуду. Трейлер же – совсем другое дело. Если вы не в состоянии выплачивать заем, компания в один «прекрасный» день отбуксирует его из резервации. Однако трейлеры, в отличие от обычных домов, не способствуют развитию местного строительства. Их собирают где-нибудь за тысячи километров на заводе, а затем транспортируют в место назначения. Этот процесс не обеспечивает кровельщиков, каменщиков, штукатуров и электриков рабочими местами – именно тем, в чем индейские резервации нуждаются больше всего.

Государство всеми возможными способами снижает издержки ведения бизнеса в частном секторе: вводит единые нормы и правила вроде договорного права, борется с мошенничеством, поддерживает нормальное обращение валютных средств. Оно создает и поддерживает инфраструктуру – дороги, мосты, порты и дамбы, – благодаря чему частная торговля становится менее затратной. Электронная коммерция, может, и считается одним из чудес современности, но давайте не будем упускать из виду, что после того, как вы заказываете, скажем, брюки на Gap.com, товар отгружают с оптовой базы на грузовик и везут вам по дорогам страны. В 1950-е и 1960-е годы на новые дороги, в том числе на сеть федеральных скоростных автомагистралей, тратилась значительная доля нового капитала, создаваемого в США. И благодаря этим инвестициям в инфраструктуру было достигнуто существенное увеличение производительности в отраслях, сильно зависящих от эффективности транспортных служб[60].

Далее, эффективное регулирование и контроль повышают надежность рынков. Напряженная работа Комиссии по ценным бумагам и биржам США позволяет сегодня купить акции новой компании, зарегистрированной на бирже NASDAQ, и быть в достаточной степени уверенным в том, что ни компания, ни трейдеры на бирже не мошенничают. Короче говоря, государство несет ответственность за верховенство права. (Нарушение верховенства права считается одной из главных причин, по которым кумовство, кланы и другие семейственные схемы столь распространены в развивающихся странах; при отсутствии строго определенных и контролируемых договорных обязательств гарантиями деловых сделок нередко становятся личные взаимоотношения.) Однажды Джерри Джордан, бывший президент Федерального резервного банка Кливленда, поделился своими соображениями о явлении, вполне очевидном, но слишком уж часто воспринимаемом нами как нечто само собой разумеющееся. Он указал на то, что совершенство наших институтов, как государственных, так и частных, позволяет заключать сложные сделки с абсолютно незнакомыми людьми. В частности, Джордан пишет:

Что же, хоть великий Шекспир и рекомендовал «убить всех этих юристов», не будем забывать, что он был драматургом, а не экономистом. В реальности же мы все сетуем и жалуемся на юристов лишь до тех пор, пока нас не обидят, а когда это случается, бежим в адвокатскую контору и нанимаем лучшего специалиста, которого только удается найти. Государство обеспечивает соблюдение закона разумно справедливым и эффективным способом. Совершенна ли эта его защита? Нет. Вместо того чтобы оправдывать и нахваливать американскую систему правосудия, просто рассмотрим пример из Индии. Индус Абдул Вахид подал судебный иск против своего соседа, торговца молочными продуктами по имени Мохаммад Нанхе; тот проложил дренажную систему по краю своего участка, в результате чего вода постоянно текла на передний двор господина Вахида. Последнему это не нравилось, отчасти потому, что он собирался пристроить к своему цементному дому третью комнату и беспокоился, что вода испортит почву и не позволит заложить фундамент. И он и подал в суд, который состоялся в июне 2000 года в Морадабаде, городе, расположенном неподалеку от Нью-Дели[62].

В этом, по сути, банальном гражданском споре есть одна загвоздка: иск был подан 39 лет назад и к моменту вынесения решения господин Вахид уже скончался, как и господин Нанхе. (Судебное дело унаследовали их родственники.) По одному из подсчетов, даже если бы за весь этот период в Индии не было заведено больше ни одного судебного дела, чтобы разобраться с уже поданными исками, потребовались бы 324 года. А ведь речь идет не только об относительно безобидных гражданских исках. В конце 1999 года семидесятипятилетнего мужчину выпустили из калькуттской тюрьмы; он ждал 37 лет, прежде чем предстал перед судом по обвинению в убийстве, и был тут же освобожден, потому что все свидетели и следователи, которые вели его дело, уже скончались. В 1963 году судья признал его невменяемым, но постановление затерялось. И имейте в виду, что, по стандартам развивающегося мира, в Индии сравнительно эффективные государственные институты. В Сомали, например, дела подобного рода в суде вовсе не рассматриваются.

Кроме того, государство обеспечивает соблюдение антитрестовского законодательства, запрещающего сговор, который сводит на нет все преимущества конкуренции. Тайный сговор трех авиакомпаний об установлении тарифов на авиаперевозки ничуть не лучше явной монополии. Наши государственные институты образуют своего рода колеи, по которым движется капитализм. Томас Фридман, обозреватель по иностранным делам New York Times, однажды написал об этом в своей колонке. «Знаете, сколько дал бы среднестатистический россиянин за то, чтобы [Департамент юстиции США] хотя бы на неделю занялся уничтожением олигархов и монополистов России?» – спрашивал он в своей статье[63]. Томас указывал на то, что, по его наблюдениям, многие иностранцы, особенно из развивающихся стран, чьи экономики страдают от эндемической коррупции, завидуют нам из-за наших – крепче держите свой кофе! – вашингтонских бюрократов. «Они завидуют тому, что у нас есть наши институты, наши суды, наша бюрократия, наша армия и наши регулирующие органы: Комиссия по ценным бумагам, Федеральная резервная система, Федеральное управление гражданской авиации, Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных препаратов, ФБР, Федеральное агентство по защите окружающей среды, Налоговое управление, Служба иммиграции и натурализации, Патентное управление США и Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям».