Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я поставил стакан с апельсиновым соком на стол и откинулся на спинку стула.
Пока я изучал наших гостий, они успели освоиться и, в свою очередь, также с любопытством взирали на нас. Мы представились, после чего Прокофьев предложил девушкам выбрать что-нибудь из меню и, бесцеремонно разглядывая обеих, начал бросать на меня недвусмысленные, красноречивые взгляды.
Обедать девушки отказались.
— Может быть, предложить вам вина? — любезно поинтересовался у них Прокофьев. — Какое предпочитаете? Белое? Красное?
— Мы предпочитаем крепкие и дорогие напитки, — Кристина соблазнительно улыбнулась и с вызывающей откровенностью посмотрела на него.
— Отлично, то, что нам нужно, — усмехнулся Прокофьев, поднимаясь из-за стола. — Тогда идемте, нам здесь больше нечего делать. Поедем веселиться в другое место. Ко мне домой. Там у меня в избытке и дорогих, и крепких напитков.
Считая дело решенным и не требующим лишнего обсуждения, он собрал со скатерти вещи и пошел разыскивать управителя. Алёна кинула на меня вопросительный взгляд, на что я изобразил в ответ полное замешательство. Девушка понимающе улыбнулась и несколько нервно, мелко и часто тыкая в чашу, погасила недокуренную сигарету. Мы дружно встали и направились к выходу.
На улице по-прежнему сеялся дождь. Мы остановились на выходе под черепичным навесом и принялись дожидаться Прокофьева. Я пытался стряхнуть с себя хмель, полной грудью вбирая напитанный сыростью воздух. Вначале опьянение как будто немного ушло, голова просветлела, и мысли стали подвижнее, но когда мы сели в машину, алкоголь вновь насел на меня всей грузной массой.
В «БМВ» я устроился впереди, рядом с Прокофьевым, а девушки разместились на заднем сиденье.
— Придется пить прямо из горлышка, — Прокофьев вынул из бардачка непочатую бутылку «Мартеля» и коробку шоколадных конфет. — Угощайтесь, красавицы!
Я свинтил пробку, сделал из горлышка быстрый глоток и, содрав с коробки обертку, передал конфеты вместе с бутылкой Алене.
Вскоре под влиянием коньяка девушки окончательно осмелели. Прокофьев включил музыку и принялся беспечно с ними болтать. Прежняя напряженность, появившаяся в его настроении после телефонного разговора, как будто исчезла. Он беззаботно шутил, смеялся, и все время заигрывал с нашими спутницами. Бутылка безостановочно перекочевывала с места на место, коньяк не пил только Прокофьев. Он целеустремленно гнал машину куда-то за город, внимательно следя за неширокой влажной дорогой.
— У вас в машине разрешено курить? — обратилась Алёна к Прокофьеву, и я заметил, как у нее слева вверху блеснуло инкрустированное в клык золотое зерно.
— Курить?.. — повторил за ней Вадим, точно в раздумье. — Курить, конечно, разрешено. Тебе, сладкая, сегодня и не это разрешено…
Я передал девушке зажигалку. Она прикурила и тут же вернула ее мне вместе с «Мартелем».
Центральные районы города остались далеко позади, и вскоре мы миновали черту Краснодара. За окном потекли серые пригородные дома, густые сады, мокрые огороды. На почти свободной дороге Прокофьев еще сильнее вдавил педаль, и машина помчалась стремительней, яростней.
— Ты за городом живешь? — спросил я, слегка подавшись к Вадиму. — Куда мы едем? К тебе?
— Да, у меня дом тут… в поселке. Недалеко… — бросил он скупо, не отрываясь от трассы.
— Мы в Ивлино едем? — поинтересовалась Кристина, слышавшая мой вопрос.
— Точно… — недовольно буркнул Прокофьев и неуклюже попробовал пошутить: — Откуда знаешь? Шпионка?
— А я там несколько раз была, ездила по этой дороге, — беспечно ответила девушка.
«Ивлино, Ивлино, — повторил я про себя. — Красивое название для русской деревни, и место, должно быть, красивое».
Я больше ни о чем не стал расспрашивать Прокофьева. Мне было все равно, куда сейчас ехать, алкоголь брал свое. Я откинулся на спинку сиденья, надкусил конфету, и, расслабленно вслушиваясь в ритмы современного танго, принялся безмолвно наблюдать за дорогой.
Сад и большой двухэтажный дом с открытой мансардой были окружены добротным высоким забором из природного камня. Мы оставили машину на площадке из базальтовой плитки и направились по влажной аллее к коттеджу. В доме Прокофьев набрал на пульте пароль и куда-то мгновенно исчез. Я огляделся вокруг, отыскал на колонне, подпиравшей потолочную балку, часы и удивился, что уже почти вечер. Время прошло незаметно.
Девушки разбрелись по нижнему этажу. Удовлетворяя свое женское любопытство, они с интересом разглядывали интерьер, и время от времени, найдя что-нибудь примечательное, окликали друг друга и демонстрировали обнаруженные находки. То красивую, яркую шкуру зебры, покрывавшую канапе, то высушенную, страшную голову обезьяны, лицо которой — морщинистое, страдальческое, искаженное предсмертными муками, — было ужасно, то костяной полуметровый, очень реалистичный, фаллос. Я свалился на кожаный угловой диван, напротив камина, и, продолжая осматриваться вокруг, принялся ждать возвращенья Прокофьева.
Нижний этаж дома состоял из обширного холла и кухни-столовой, отделенной от последнего каменными колоннами и деревянным барьером. Холл занимал всю переднюю часть этажа, а столовая располагалась в ее левом крыле, сразу за холлом. В столовую вели две невысокие широкие ступеньки, выложенные, как и колонны, из дикого камня. В центре этажа наверх уходила просторная богатая деревянная лестница. Рядом с ней, напротив углового дивана, был сложен высокий массивный камин, который сообща с лестницей разделял холл на две примерные половины.
Обстановка в холле была на удивление не кичливой, довольно простой, но со вкусом. Все вещи здесь были дорогими, добротными и особой пробы. Из всех предметов мое повышенное внимание привлекли фотографии в буковых рамках. Они висели на стене в три ряда, справа от лестницы, прямо напротив дивана. Я решил рассмотреть снимки поближе, пьяно перелез через низкую спинку и едва не упал. Припадая на зашибленную