такие же стулья с высокими резными спинками.

Липатов, несмотря на свои шестьдесят лет, пересидел в бане Борзова, а тот поспешил покинуть парную, сердце уже не выдерживало.

— Слабак! — удовлетворенно бросил ему вслед Липатов.

— Егор Сергеевич, таких крепких, как вы, сейчас не делают! — польстил патрону Борзов.

— Ладно уж! — протянул довольный Липатов. — Пришли мне своего Валеру, пусть попарит, раз ты так его хвалишь.

Борзов вышел из парной и послал к Липатову Валеру, ожидавшего в предбаннике.

— Иди, попарь шефа и делай все, что скажет! — строго велел он любимцу.

— Все будет сделано в лучшем виде, Петр Григорьевич! — отчеканил Валера и исчез в парной.

А разомлевший Борзов направился в столовую, где устроился на стуле с высокой спинкой, подложив под себя мягкую подушечку. В купальной простыне Борзов выглядел почти как римский сенатор, у которого только нос подкачал.

В столовую заглянула молоденькая девушка-официантка с белой наколкой в волосах.

— Петр Григорьевич! — воскликнула она изумленно. — Вы же велели накрыть на веранде.

— Ну? — тупо спросил Борзов, плотоядно поглядывая на нее.

— А сами тут сидите! — тоном любимицы проговорила она.

— Не сижу, — назидательно заметил Борзов, — а ожидаю. Сказать кого?

— А я и так знаю! — засмеялась с детской непосредственностью девушка. — Липатова. Его небось Валера парит?

— Не Липатова, — возмутился Борзов, — а одного из руководителей партии.

И тут же в проеме двери появился Липатов, раскрасневшийся и довольный, приглаживая остатки волос.

— Мастерски твой Валера меня… попарил! — засмеялся он. — Владеет вопросом, молодец!

— Он у меня на все руки мастер, — довольно усмехнулся Борзов. — Спортсмен, борец, призер первенства Европы, но… все в прошлом.

— На какой он у тебя должности? — спросил, о чем-то думая, Липатов.

— Сейчас спортпрофилакторием у нас заведует, — заволновался Борзов. — Можем повысить, человек верный!

Липатов задумался.

— Верный, говоришь? — спросил он, прищурив глаз. — Верные нам нужны… Кругом демагоги, критиканы! «Правду» — и ту в заблуждение ввели… Слыхал, какую я отповедь дал ее собкорам после двадцать шестого съезда?

— Конечно, слыхал! — произнес Борзов, почтительно стоя с момента появления Липатова.

— Забыли писаки, — злорадно проповедовал Липатов, — что представляют не газету в области, а область в газете… Хорош у тебя Валера! — перескочил он неожиданно на другую тему. — В зятья не тянет?

— В кого? — опешил Борзов. — В зятья?

— В зятья, в зятья! — раздраженно повторил Липатов. — Ты глухой стал на старости лет?

— Да Ритка вбила в голову — за дипломата! — виновато оправдывался Борзов.

Липатов обиженно пожевал губами и сухо спросил:

— Мы где обедать будем?

Обернутый в купальную простыню Липатов больше походил на римского патриция, чем Борзов, но все же оба были ряженые.

— На веранде! — произнес Борзов, осторожно беря Липатова под локоть.

Они вышли на веранду, где длинный стол был заставлен тарелками с великолепной закуской и горячительным на любой вкус.

Валера, тоже обернутый в простыню, чувствовал себя не в своей тарелке. Но, тем не менее, ловко разрезал арбуз в форме цветка.

Неподалеку от веранды на специально оборудованном месте, выложенном темным кирпичом, посреди темно-зеленой лужайки горел костер, на котором двое из обслуги жарили тушу косули.

Липатов сел за стол. Возле него сразу же засуетился Валера.

— Что будете пить, Егор Сергеевич? — услужливо спросил Борзов.

— Пока при власти, пьем только коньяк, — многозначительно ответил Липатов.

Выпив, не закусывая, рюмку коньяка, он брезгливо сказал:

— Что это она за глупость себе в башку вбила? У нас тоже жить можно, если ум есть. Передай от меня, чтобы дурь из головы выбросила. Знаю я этих дипломатов!.. Все Западу в рот глядят! Доглядятся!.. Тамару подтяни! Одни цацки и тряпки на уме. Ответственным работникам надо жить с оглядкой на народ… Учу вас, учу… Как об стенку горох!

К ним подошла официантка.

— Когда прикажите подавать горячее? — неожиданно прервала их разговор подошедшая официантка. И обжигая жарким взглядом Липатова, добавила: — Косуля готова!

— Пусть еще поджарят, до корочки, как я люблю! — велел ей Липатов, не обращая никакого внимания на ее призывы.

Официантка, покачивая бедрами, пошла к поварам, жарившим косулю, чтобы довести до их сведения приказание патрона.

Липатов вместе с Борзовым проводили ее долгим взглядом, один с предвкушением послеобеденного «отдыха фавна», другой с легким сожалением, что молодость больше не привлекает, потому что не возбуждает. Прав был поэт, когда говорил, что крепчает нравственность, когда дряхлеет плоть.

— Значит, о чем мы договорились? — подняв кверху брови, спросил Липатов.

— Обо всем! — угодливо произнес Борзов, напуганный сухим тоном Липатова.

Довольный Липатов продиктовал условия договора Борзову:

— Ритку выдадим за борца! Борцы надежнее!.. А Тамару, пожалуй, пришли ко мне. Я сам ее проинструктирую.

— Как скажете, Егор Сергеевич! — покорно согнул шею Борзов.

И налил себе полную рюмку коньяка. Липатов посмотрел на Валеру и, словно вспомнив что-то, спросил:

— А на медведя — один на один — слабо будет?

Борзов замер и покосился на Липатова.

Но Валера остался невозмутим, ни один мускул на его лице не дрогнул. И спокойно ответил:

— Можно попробовать.

— Я слышал, — переменил тему Липатов, — что тебе очень нравится дочь Петра Григорьевича?

От такой прямолинейности Валера вздрогнул, как боевой конь при звуке полковой трубы.

— Петр Григорьевич прекрасно знает о моем отношении к его дочери… О ней можно только мечтать.

— В нашей стране, Валера, — назидательно проговорил Липатов, — все мечты сбываются, все дороги открыты перед молодыми.

Борзов решил подсуетиться:

— Без опытной руки великого поводыря, Егор Сергеевич, можно заблудиться! — заявил он, глядя по-собачьи в глаза Липатову. — А ваша рука нами не только мудро управляет, но и ведет в нужном направлении.

— Общался я на днях с Леонидом Ильичом. Говорит, засиделся ты, Егор, в своем обкоме. Пора тебе груз потяжелей на плечи брать. — Липатов прямо посмотрел на Борзова и продолжил: — Готовь, говорит, себе замену — молодого и перспективного, а мы тебе кабинет на Старой