У широкого крыльца с неприметной норкой билетной кассы, вся лицевая сторона здания оказалась зашита в металл: листы жести, капоты автомобилей, крыши ларьков с соседней барахолки. А когда-то здесь был светлый вестибюль, Басмач это ясно помнил. Вот только у крыльца никогда не было баррикады из трех трамваев. Как местные жители стащили семидесятитонные вагоны, было не понятно. Следы от катков на асфальте отчетливо виднелись до сих пор. Басмач отнял бинокль от глаз.

«Прямо КПП устроили», – к главному входу лучше не соваться, это ясно. Прильнув к оптике, он скользнул взглядом по боковой стене, пожарная лестница оказалась срезана примерно на высоте второго этажа. И тут новые хозяева проявили свою кипучую деятельность, на крышу не попасть. Мелькнуло движение. Басмач подкрутил колесико, наводя резкость. На козырьке, прямо над вестибюлем и фигурой статуи нефритово-зеленого хоккеиста с клюшкой на замахе, кто-то был. Там оказался скрытый пост.

«И чего же вы боитесь?» – Хозяева ледового стадиона не желали афишировать свое присутствие и пост наблюдателя замаскировали. Почему? Басмач пока ответа не знал. Но этот факт стоило взять на заметку, ведь обычно люди, сбиваясь в стойбища и городища, возводили вышки открыто, со всем крупнокалиберным точащим напоказ, мол, смотрите, мы наблюдаем за вами и если что, шлепнем. Возвышающаяся над стеной вышка с дозорным и нагло торчащий ствол РПК или того лучше, «Корда», были предупреждением.

В радушие новых владельцев ледодворца Басмач не поверил бы, вот прямо ни за какие коврижки, букет из шашлыка и пары булок хлеба. Нет.

Мысль о еде, нормальной, сытной, а не о перекусе крысятиной, неприятно отозвалась где-то в животе. Сглотнув набежавшую слюну, он продолжил наблюдать.

Сильно левее, сразу за забором из железных в два человеческих роста прутьев, виднелся технический двор с улитками вентиляционной системы, массивными коробами радиаторов морозильной установки и небольшим бассейном-испарителем. В прошлом, там всегда, даже в мороз брызгали струи воды и вился пар. Сейчас же что-то лежало. Весь высохший водоем занимали грязно-серые штабеля.

«Может дровяной склад? – подумалось Басмачу – А чего так далеко тогда?»

На крыше тем временем показались двое. Люди на первый взгляд, одеты даже вполне прилично: пятнистые куртки с отворотами воротников, шапки-ушанки, штаны ватные. Тепло одеты и вооружены само собой. К чему только колчаны с торчащим оперением стрел?.. Ведь на плече по двустволке. Самоделка, к гадалке не ходи, но все же. Прошлись вдоль края крыши. Один оперся на ограждение, вынул что-то из-за пазухи, передал второму. Ну, а что еще делать скучающему постовому, не стесненному Уставом, да еще и вдали от начальства? Правильно, бдительные стражи курили.

«А дисциплинка-то хромает. Один сидит, что твоя кукушка, носа не высунет. Эти демаскируются», – Басмач хмыкнул. План по незаметному проникновению начинал вырисовываться, и технический двор был в нем ключевым моментом. Наползавший туман оказался как нельзя кстати. Вот только туману обрадовался не только Басмач. Со стороны автомобильной барахолки, через заросший елками овражек с почти утонувшим сине-красным кафе и покосившейся желтой вывеской «24 сагат», к заднему двору ледовой арены крались люди. Басмач подкрутил колесико на бинокле. Надел поверх окуляров желтые «туманные» стекла.

«Один, два, четыре… Ага, вон еще несколько ползут. Десяток, не меньше». Кто такие, чего хотят? Ежу понятно, не в гости на чай. Пощипать желают хозяев ледодворца. Это несколько меняло дело: враг моего врага, мой друг – так гласит мудрость. Хотя, что друг, совсем не факт, и грызущиеся в банке пауки, подвернувшейся мухе явно не товарищи.

* * *

Назар сидел на худой подстилке, поджав колени к подбородку. Босые ноги, несмотря на липкую жару, холодил влажный каменный пол. Видно кожаные ботинки глянулись кому-то, как и ножи. Хоть штаны со свитером оставили. Помимо ноющей боли в затылке и постоянных укусов вшей, изнутри грызла мысль: он идиот. Полный дебил. Попытка напасть на поезд Айдахара дурость и самоубийство. Это сейчас, задним умом, он понимал, что Басмач оказался прав. Прав тысячу раз! А он, Назар, тряпка и ничтожество.

«Что станет с Майкой? Сам вляпался в не пойми что, и сестру не спас. А ведь должен спасти. Кроме него больше некому!» – Назар с силой врезал кулаком об пол, чем только добавил «приятных» ощущений от стрельнувшей по руке боли. Вряд ли те, кто посадили его в клетку, решат отпустить. Не-ет. Раз подобрали бессознательного, не прошли мимо, то за чем-то, с целью.

«Вот закуют в цепи и сделают рабом. Будешь все оставшуюся и совсем не долгую жизнь батрачить», – Назар, морщась, потер ушибленную руку. Где-то в огненно-пляшущей темноте кряхтел старик, чем-то брякал, шаркал ногами. Слышно и не видно. Что же еще здесь не видно? Где он оказался? И, самое главное, что будет, вдруг и пожить не получится, даже батраком? Просто съедят и все. Назар поежился от мысли, что его могут пустить на мясо, как кроля или тоннельную крысу. В ребра кольнуло, так что глаза из орбит вылезли, не вдохнуть. Боль опоясала грудь, ковыряя кривым ножом где-то внутри. Потянуло к поясу и так же внезапно отпустило. Зато напомнил о себе кашель.

– Ничего, батыр, – шептал кто-то, – жаман потом будет, – голос хохотнул. Откашлявшись, Назар заозирался по сторонам. Он был не один. Позади оказалась еще одна клетка, вернее ряд прутьев отделял одну камеру от другой. И там сидел человек.

– Дулат, – представился сосед, просунув узкую ладонь между прутьев. – Мен Октябрьский.

– Назар, – он ответил на рукопожатие. – Октябрьский?

– Ие, – Дулат кивнул, приблизившись к клетке. – Сен не местный? Давно чужой орыс не встречал. – Назар разглядел, что сосед не сильно старше его самого. Смуглый, с раскосыми глазами, но такой же молодой.

– Орыс, сен. Я тебя не понимаю, – признался Назар.

– А, – махнул рукой Дулат. – Русский жаман знаю, и русский батыр давно не встречал. Наш аул все так говорят, как я. Даже орыс. Мен из-за моста, там большой дом, ЦУМ. Там живу. Октябрь ауданы, – парнишка почесал чернявую голову, подбирая слова. – Октябрьский район.

Про ЦУМ Назар слышал, Гена Степаныч рассказывал. Большая лавка, где можно все купить. Особенно то, что тебе не нужно. Зачем покупать то, что не нужно, учитель не объяснил, а Назар так и не переспросил.

– Что, пацанята, сдружились? – проскрипел старик, бесшумно подобравшийся к прутьям. – Это хорошо, это правильно. Дружба народов, хе-хе-хе. Сгинь чернявый, – увечный стукнул клюкой по клетке, – до тебя еще время придет. А ты… – старик уж как-то выразительно посмотрел Назару в лицо, – отправишься к судьбинушке-кровинушке скоро.

Из темного угла за спиной старика показались четверо с факелами.

– А! Пора! Кхе-кхе-кхе, – заперхал калечный, осклабившись всеми тремя гнилушками во рту. – Женишок. Везунчик, – тараторил старик, подковыляв куда-то к бочке.

– Подымайся, – пробасил один из вошедших: голый по пояс, краснолицый, вымазанный не то жиром, не то еще чем, с замысловатой, резной, украшенной бусами дубиной в руках. – Она ждет.