Ящики, залитые воском, заполненные банками специальных, сублимированных консервов, оказались буквально сожраны крысами. В труху. Вместе с ящиками и жестью банок. Да и воска там осталось пару горсточек. Тут дед маху дал, не упаковал все как следует. Но ладно, предположим, есть более чем двухдесятилетней давности консервы Басмач даже и не собирался. Лучше тех же крыс наловить. В стоящих стоймя алюминиевых, изрядно сгнивших флягах, а местами и сгрызенных какими-то чудовищными грызунами, мало что осталось.

Сохранилось штук пять емкостей. В одной, под слоем из машинного масла, затем парафина, завернутые в полиэтиленовую пленку оказались сухие супы, какие-то задубевшие до состояния камня макароны и особняком душистые пачки с лавровым листом, солью, перцем, содой. Нашлись и спички, обычные советские в огромной «семейной» коробке и хорошие, охотничьи, всепогодные. Полиэтилен с сухим горючим, капканы на зайца, волка. Высохшие, осыпавшиеся в колкую труху документы, фотографии, завернутые в сто слоев полиэтилена, стопка карт и блокнот с записями. Судя по бумаге, этим фотокарточкам и так было лет пятьдесят, когда их сюда уложили. Сохранилось мало, но все драгоценное, по нынешним-то временам.

Третья фляга удивила разобранным ружьем двенадцатого калибра. Вертя в руках раритет, одно из первых, советское, самозарядное, с выдавленной маркировкой «МЦ 21–12», Басмач усмехнулся: то густо, то пусто. Вот гулял с кастратом из СВТ, и тут на тебе, самозарядка. А патроны, поди же, в другой бочке. Со щелчком откинулся зажимной механизм на крышке, со свистом внутрь втянуло воздух.

Точно. Чуть не по самое горлышко забито. Дробь, картечь, пуля, все в заводской упаковке. Только одна оказалась раскрыта. Внутри, вперемешку, лежали красные и зеленые пластиковые цилиндрики. На картонке, шариковой ручкой был нарисованы два шарика, а между ними прямая черточка. Если прибавить к горизонтальной еще и вертикальную черту, так вообще, обхохочешься. Но дед был человеком более чем серьезным.

«Ага. Понятно. Дедовская самоделка значит», – не понять тут было трудно, патроны были снаряжены связанной картечью. Два шарика просто соединяют куском проволоки или обрезком струны, навроде боло. Дальность стрельбы, конечно, никакая, но с близкого расстояния, в помещении… Просто в фарш разорвет. Чем-то подобным, во времена парусников стреляли из пушек, сбивая противнику мачты, только соединяли чугунные ядра. Картечь, пули, и боло – стоило припасти. А дробь… Ну дробь, кого ею стрелять, уток? Так, где же те утки, не утки сейчас, крокодилы зубастые.

В последней фляге оказалось два бидона поменьше. В первом лекарства, стародавние. Пользы от них уже никакой, вред один. Только что бинты, вата, йод-зеленка. Шприцы одноразовые. Прямо богатство, хоть сейчас иди на торговище, озолотишься. Во второй продолговатая банка с желто-красной этикеткой, и надписью «Порох бездымный. Сокол». И птица та самая. Пачка капсюлей, жевело и простых «блинчиков». Горсть пуль, жмень картечи. Ну а самое интересное, три небольших прямоугольника, в пожелтевшей бумаге, но все еще не потеющие. Басмач облегченно выдохнул. Иначе бы и пятна мокрого не осталось. Брикеты с динамитом и обрезок бикфордова шнура.

– С кем же ты воевать собирался, дада? – никто, конечно, не ответил, некому. А воевать, напротив, есть кому, и с кем.

– Баркал[6], дада, – поблагодарил Басмач деда. – Баркалла.

Все эти богатства стоило перебрать, разложить, отобрать нужные. Изучить карту и блокнот, дед не просто так все это хранил, не просто. Но сил уже не осталось. Вытянув наверх фляги с самым необходимым, Басмач задвинул плиту обратно, для верности подперев верстаком. Мало ли, вдруг крысы наведаются? Подкинул дров в костер, надел плащ, улегся на импровизированный топчан и почти сразу провалился в сон. День выдался сложным, но самое трудное как всегда ждало впереди.

Басмачу снился сон. Он снова был где-то там, у Отрадного. Снова на город выживших перла орава степняков, изменившихся, потерявших человеческий вид почти полностью. Кто-то все время орал, вроде бы Лепёхин, и садил длинными очередями из пулемета, держа его за сошки. Взвыла картечь. Над головой брызнула щепа, кусок забора, выдранный свинцом, шлепнул по голове, Басмач пригнулся. Морхольд отправлял в гущу напавших снаряд за снарядом из своего станкового гранатомета. Мимо пробежал горящий человек. Затем, хлопнуло совсем уж как-то громко, Морхольд посмотрел прямо в глаза, ехидно усмехнулся в рыжую бороду, вытянул откуда-то здоровенный нож, скорее меч. И со словами «мачете рулит, однозначно однозначного», бросился в гущу степняков. Он крикнул Морху, мол, куда, с ножом и без огнестрела! Но тот уже исчез, а в руках вместо «калаша» вдруг оказался такой же, почти метровый нож.

Басмач проснулся.

Костер потух, и, судя по холодрыге, давно. Через дымоходную дыру в потолке и через щели вокруг воротин пробивался свет. Настал день. К чему это снилось? Басмач не знал. И у Отрадного было совсем не так, вернее почти. Никакого мачете у Морхольда не было. Он беспрестанно палил из своего СПГ, и позже из «семьдесятчетвертого». Все.

– Вот на хрен ты приснился, а? Нет бы какая рыжая, да грудастая. А не бородатая ряха. Весь сон испортил, – ворчал Басмач, разминая затекшие руки и ноги. Справлять нужду он решил тут же, у ворот. Выходить наружу ради этого, как-то не хотелось.

Сборы заняли часа полтора. Патронташ со связанной картечью он нацепил поверх пояса. «Эмцэшку», почистил, зарядил, ружье еще следовало опробовать. Внутри, в глубине, под патронами нашлись вязаные перчатки, носки и маленькая серая шапка. Перчатки и носки вместе с пачками патронов, специями, спичками, медикаментами, картами, полетели в рюкзак, еще пригодятся. А вот шапка тут же заняла место на голове. Не то чтобы очень, самую макушку прикрыла. Но, лучше чем ничего. Закинул рюкзак на спину, попрыгал вроде, если и бренчит слегка, не сильно. Винтовку на плечо, МЦ в руку. Нацепил старые темные очки в круглой оправе и вышел. Ворота подпер. Если кто и заберется, пусть. Все те богатства, что остались, может забрать себе. Возвращаться сюда Басмач не намерен.

Перед тем как покинуть город, решил посетить одну местную достопримечательность, гору Аблакетку. Ничего эдакого, там нет. Просто хотелось поглядеть на город детства с высоты. На ее вершине как раз обзорная площадка была, и весь Усть-Каменогорск как на ладони. Благо, идти туда всего ничего, пару часов максимум. В такой слабости Басмач себе отказать уже не мог.

Выбравшись с проселка снова на главную асфальтную дорогу, Басмач уверенно зашагал вперед. Солнце ярко палило, нещадно поливая многострадальную, отравленную всем чем только можно землю, вдобавок еще и ультрафиолетом. В том, что озоновый слой сохранился, Басмач сильно сомневался. Шагалось легко, настроение было приподнятым. Позади раздался протяжный вой. Басмач развернулся, вскинул так и не проверенную МЦ, и приготовился стрелять. Знакомый серый, с рыжими подпалинами на боках силуэт волка отчаянно хромал по асфальту.

Пробуждение оказалось болезненным. Голова просто разрывалась от боли, а в животе, будто ком собрался. Раз болит, значит остался живой и относительно целый? Назар разлепил веки. Сначала ничего не увидел, темно.