Ворвавшиеся следом маратовцы опешили, сгрудившись у Басмача за спиной. Света, льющегося из горящего коридора, было достаточно, чтобы разглядеть ее. Людей, застывших позади, Басмач понимал, еще бы. Красота да и только! Из полутьмы, в мелькающих отсветах пламени, величаво покачивая бедрами, выплыла она. Индеец, показавшийся из-за плеча, вытаращил глаза, Басмачу показалось, что веснушки на его лице вот-вот спрыгнут и побегут на встречу чаровнице.

Покачивая всем, чем только можно покачивать, она подплыла ближе, и развела тонкие манящие, обещающие рай на земле руки в стороны. Струящийся огонь иссиня-черных, вьющихся волос, бесконечной лавиной ниспадающих вокруг нежной шеи, приоткрыл аккуратные, чуть нахально вздернутые острые грудки. Басмач тяжело сглотнул и вдруг поймал себя на мысли, что не может оторвать от нее взгляда. Все вокруг стало таким не важным, только она… Ружье, бесконечно тяжелой железкой оттягивая руку, лязгнуло на бетонные ступени междурядья, прибольно отдавив палец на ноге. Басмач моргнул.

Трупная вонь ударила в нос. Источник стоял, раскинув руки метрах в десяти. Дробовик лежал слишком далеко. Басмач зло ощерился, взвешивая в руке кованную из рессорины, отточенную сталь.

– Не… – все что она успела сказать. Продолжить Басмач не дал. Размахнувшись, он запустил мачете как метательный нож, не очень-то надеясь, что получится. И прыгнул вперед, больно ударившись о каменные ступени плечом, подхватывая дробовик. Но боль только отрезвила и придала сил. Вой, полный боли и злобы, молотом ударил сверху. Она больше не скрывалась, маски сброшены. Мачете, торчащий из уродливо выгнутой ребрами наружу груди, и оскалившаяся зубастая пасть, с черным языком-жалом… Была до Напасти человеком, или родилась такой уже после? Кто знает.

Эдакий кентавр – сверху человек, снизу паук, – перебирая зубчатыми ноголапами, и скаля пасть, рванул к Басмачу, волоча за собой массивное паучье брюхо. МЦ 21–12 рявкнуло совсем уж громогласно. Рой свинцовых картечин хлестнул тварь поперек вполне человеческого живота с пупком. Второй и третий выстрелы: с воем рассекая податливый воздух, картечины-боло ударили повыше ключицы, напрочь сбрив сморщенную к макушке голову с раззявленными мандибулами.

Пробежав на восьми слабеющих лапах по инерции несколько метров, и фонтанируя чем-то темным из обрубка шеи, паучиха рухнула в проход. Басмач еле успел отскочить, только плащ забрызгало.

Басмач выстрелил в еще шевелящийся труп. Дозарядил четыре патрона, и все как один отправил в щетинистый торс и брюхо паучихи с торчащим ошметком паутины. И только потом устало опустился на холодные ступени. Накатила усталость, старость вновь о себе напомнила. За спиной, шаркая и позвякивая, приходили в себя уцелевшие Индеец и еще трое маратовцев. Громко присвистнули:

– Каракурт! Ты убил ее! – Ошалевший Индеец тряс Басмача за плечо. Тот лишь кивнул. Выведение насекомых, это только половина дела. Назара следовало еще найти. Хотя бы даже мертвого, чтобы похоронить по-человечески.

– Тут осмотреться надо, парни, – Басмач как-то голоса своего не узнал, – вдруг еще что есть? – Все разбрелись по арене.

Назар нашелся полузамотанный в бурую паутину. Басмачу сразу вспомнился штабель на техническом дворе, в пруду. Парень казался мертвым. Бородач послушал, вроде дышит, и от души влепил тому по щекам. Парень медленно открыл глаза.

– Ну, что, поживешь еще, засранец, – усмехнулся Басмач, усевшись рядом. – Парни, сожжем тут все на хрен!

Марат потерял ровно половину отряда, но ледовый дворец удалось вычистить от арахнопоклонников. Радовались этому, как дети, благодарили Басмача, и активно зазывали к себе в общину, обосновавшуюся в здании ЦУМа. На что бородач тактично ответил отказом. Он смутно подозревал, что за самовольный поход Марата по головке не погладят, как, впрочем, и его команду.

Любое человеческое общество не может жить без страха нападения извне, без опасного и не предсказуемого соседа. Вернее оно как раз может, но власть имущим, теперь правящей верхушке Октябрьской общины сладить со своими гражданами будет значительно сложнее: власти поубавится, продовольственный налог, на нужды отряда самообороны удерживать из пайка станет неудобно. Люди начнут роптать, прежней опасности уже нет, ведь изуверы, поклонявшиеся мутанту-паучихе, мертвы либо разбежались, к чему нам такая армия? История склонна делать повторы, отличаются только масштабы, Басмач это прекрасно знал.

А еще, они ему не нравились. Слишком уж легко вдесятером разделались с поклонниками местной богини-мутанта Шелли. Отлаженно сработали, как профессионалы и знатные убивцы: быстро, безжалостно и при минимальных в общем потерях, учитывая, что без огнестрела, разведданных, на чужой территории, полагаясь лишь на авось.

Трое маялись отходняком от своего боевого «коктейля», а Марат, уже без очков, и Индеец, в штанах с заметно ободранной бахромой, выглядели не в пример лучше. Крепкие парни, и опасные бойцы, что ни говори. Басмач по взгляду Марата чувствовал, что недоверие и оценка возможностей взаимные.

Сменяв пачку стародавних лекарств и шприцев на три фляжки воды и увесистый ломоть сушеного мяса, Басмач и Назар распрощались с маратовцами. Когда они в сопровождении волка перешли реку по мосту, крыша дворца провалилась от жара, а языки пламени и черный дым взвились высоко в небо. Басмач не стал выяснять отношения, Назар в тужурке и ватных штанах, снятых с мертвеца, и так выглядел побитой собакой. Чего, впрочем, бородач принципиально не замечал. Жизненный урок должен пойти парню впрок. Иначе, в следующий раз помощь может и не подоспеть, или не захотеть успевать. Пусть сам сделает выводы – не дошло через голову, значит, должно дойти с противоположной стороны.

Им обоим требовался привал и плотный перекус, впереди длинная дорога. Сойдя с моста и оказавшись на улице имени Серго Орджоникидзе, Басмач уверенно свернул налево, направляясь к двухэтажному зданию. Когда-то, в доме, обшитым ракушечником, на первом этаже располагалась ювелирка, а на втором зубоврачебный кабинет. Более безопасного и пустого места просто не найти. Когда жахнуло, часть народа бросилась в панику и бега, а вот другая, более предприимчивая, принялась громить магазины, лавки и ювелирные салоны с расчетом, что война все спишет. Так, впрочем, и получилось, списала.

Над главным входом в ювелирку остались объемные буквы названия, вернее, только их часть «…лмаз». Басмач толкнул стальную дверь стволом дробовика, заперто. Назар, стоя чуть позади, зыркал по сторонам поверх обреза винтовки.

– Дурак в гору не пойдет, дурак гору обойдет… – бурчал себе под нос Басмач, обходя дом сбоку. Над крытым крыльцом, под слоем пыли и птичьего помета, почти сохранилась стеклянная табличка «Дантист…», продолжение валялось в виде мелких осколков, тут же. И дверь оказалась не заперта, просто прикрыта. Внутри ничего особенного, сухо, пыльно, пусто и бардак. Тот, кто сюда забрался первым, в лучших традициях киношных грабителей, первым делом побил стеклянные полки, собирая золото и серебро.

Бородач обшарил все закоулки первого этажа ювелирки, спугнул выводок мышей и поднялся по винтовой лестнице на второй этаж, где собственно зубоврачебня и обиталась. И там все предсказуемо, и выдрано вместе с болтами из кафельного пола. Лишь тот самый, тонкий и въедливый запах стоматологического кабинета, да россыпь блестящих хромом инструментов на полу, напоминали о выдранных зубах и жужжащей бормашине. Забаррикадировав входную дверь, Басмач проверил решетки на окнах первого этажа, а место для привала решил устроить на втором. Отдых требовался всем, даже волку.