— Наш крусайдер, — сказал Откин с гордостью, а длямалограмотных перевел: — Крестоносец! Те тоже… гм… от любви к ближнемусожгли Константинополь.

Аморальник с трудом поднялся. Прохожие от него шарахались,обходили по широкой дуге. Крылов забеспокоился, всегда неприятно появлениемилиции, а тут всех потащат для выяснения, но Аморальник зажал разбитое лицоладонями, побрел вдоль улицы.

— Ну и черт с ним, — вздохнул Klm с облегчением.

— Нехорошо, — сказал Раб Божий с укором.

— Что нехорошо?

— Черта упоминать, — пояснил Раб Божий. — Ктопризывает черта, тот к нему приходит…

Яна преспокойно тянула через соломинку коктейль. Губы ееэротично вытянулись, Крылов задержал дыхание. Она вскинула ресницы, их взглядына мгновение встретились. Он видел, как дрогнули губы в понимающей усмешке. Онаугадала его мысли, даже увидела ту скабрезную картинку, что во всей красезаполыхала в его воображении… и, судя по ее улыбке, она не чувствовала себяоскорбленной.

Он наконец разблокировал грудные мышцы. Спертый в легкихвоздух вырвался с шумом на свободу. Рядом Черный Принц сказал с легкойусмешечкой:

— Как эти придурки жаждут быть аморальными… средиморальных людей!

А Откин заговорил весело:

— А что я видел, что видел! Становится на подножкутрамвая один мужичок, пугливо спрашивает у водителя: а у вас в трамвае тихо,хулиганов нет?.. Нет, отвечает тот, садитесь… А тот снова: а вы проверьте, а тов прошлый раз я сел, а в вагоне хам буянил, оскорблял, абсолютно аморальныйтип, все люди от него шарахались… Водитель отвечает нетерпеливо: да нет хамов,садитесь!.. Уже и пассажиры начинают уверять, что в салоне ни одного хама нет,все вежливые, интеллигентные, мухи не обидят, садись, не задерживай трамвай!..Ну, наш герой влезает в вагон, оглядывает всех, расправляет грудь и говорит: нучто, козлы? Раз все вы такие интеллигентные, мухи не обидите, то я вам, козлывонючие, щас покажу!

Все посмеивались, кто нервно, оглядываясь, кто ржал во весьголос, а Тор любовно поглаживал кулак, явно сожалея, что половину кайфа отдаласфальту.

Раб Божий, побледневший и с вытянувшимся лицом, повторялстрастно:

— Нельзя так!.. Нельзя! На силу — силой, это жеупадок, это назад в пещеры…

— Добро должно быть с кулаками, — сказал Klmнаставительно. — Как вон у Тора-крусайдера. Это говорю как офицер и сынофицера из офицерской семьи!

Алексей выждал, пока Яна деловито доскребет ложечкой ввазочке, поднялся:

— Ребята, нам пора. Рад был пообщаться с вами!

Простодушный Тор удивился:

— Ты че так рано? Оставайся. Мы еще не все пивовыжрали!

Он захохотал, Алексей покачал головой:

— Извините, ребята. Хорошо с вами. Но, увы, увы…

Он с самым сокрушенным видом развел руками. Мол, с нимиотвел душу в интеллектуальной беседе, но вот и работать приходится, никуда неденешься!

Крылов с трудом растянул губы в улыбке. Да, ты молчаговоришь, что от разговоров перешел к делу. Но еще больнее, что ты сейчасуходишь с Яной.

Едва, отяжелевшие от пива, расплатились, вышли из-подтентов, солнце с такой готовностью рухнуло на плечи, что тела прижалогравитацией к поверхности планеты, словно очутились на Юпитере. Крылов подумало давлении света, после пива таком ощутимом.

Асфальт под ногами заметно прогибался. По проезжей частипроползла поливалка. Широкие струи доставали тротуар, молодежь с визгомподпрыгивала, слышались веселые вопли.

В выбоинах остались крохотнейшие лужи, там колыхались злыемаленькие солнца, нещадно били снизу в глаза яркими лучами. Крылов чувствовал,что морщится, как китаец при виде европейца. Корчмовцы вышли все какинкубаторские куры, в одинаковых майках. Прохожие внимания почти не обращают:каждое общество, кружок, секция, клуб делает свои надписи, это стоит копейки,ничего удивительного…

Снова двигались то тесной группкой, то и дело соступая сузкого тротуарчика на проезжую часть, то разбивались по два-три человека, в тоже время не теряя из виду основную массу. Ревматическими переулками выбралисьна широкую артерию Тверской, пошли уже монолитной группой.

Сразу же, едва вышли в этот благословенный Центр, одинблагообразный старик с седыми волосами до плеч, такими изображают почему-токомпозиторов, всмотрелся внимательно и с удивлением. Тор ощетинился, отстариков всегда ждешь неприятностей, но тот лишь сказал с недоверием:

— Ого! Наконец-то культура пошла в массы!

После этой загадочной для Тора реплики была вторая. Когдаони проходили мимо гостиницы «Центральная», там же на Тверской очень приличнаястарушка, одетая старомодно, ахнула в восторге:

— Господи, наконец-то наша молодежь взялась за ум!

Тор и Откин, подбодренные такими загадочными словами —уж от стариков поддержки никак не ожидали — все они коммуняки! —вовсе взыграли, стали смотреть соколами, двинулись по главной улице столицынеспешно и по-хозяйски.

Гаврилов, самый осторожный из корчмовцев, подошел к Крылову,сказал с опаской:

— Цель создания Великой Скифии очень заманчива… Но,боюсь, за нами пойдут только государственники, часть коммунистов дамонархистов… А нам нужна еще морковка, за которой пошли бы и остальные. Простыеобыватели, именуемые в России интеллигенцией. Что для нее важнее всего?

Крылов сказал:

— Наша интеллигенция прежде всего хотела бы остатьсяэтим классом бездельников, которые на кухне поругивают власть и порядки, нопальцем не шелохнут, чтобы помочь обществу… э-э… улучшиться. Более того, ей ине хотелось бы перемен, несмотря на все их крики, ибо тогда ее в самом делезаставят работать, как она пашет в мыле в любой стране, кроме нашейматушки-России. Но сила за ней, как ни странно, все еще есть. Чтобы еепереманить, нужна понятная ей морковка.

— Ну-ну, у тебя слишком длинные вступления!

— Предлагаю объявить ближайшей целью… как при Хрущевеобъявили достижение космоса, объявить достижение человеком бессмертия.

Матросов крякнул. Судя по лицам, остальные тоже ощутили себянеловко. Тор спросил кисло:

— Ты это всерьез?

— Очень, — ответил Крылов в самом деле оченьсерьезно. — На самом деле объявление сверхценности жизни уже пришло впротиворечие с теми огромными суммами, которые уходят на то, что интеллигенциисовсем не нравится. На дурацкие шоу, сигареты, духи или программы по освоениюкосмоса. Для интеллигента он сам — космос, единый и неповторимый! Его нужноизучать, лелеять, нянчиться!.. Интеллигент до визга страшится смерти. Сколькобы он ни говорил о Царствии Небесном, о сверкающей трубе, через которуюпролетит прямо Христу за пазуху, на самом деле ему жаждется оставаться воттаким, какой он есть, замечательный и уникальный, с его толстым пузом ипрокуренными легкими, желтыми от крепкого чая зубами, гаденькими привычками,которым он находит гордое оправдание! Словом, ему хочется существовать всегдана своей кухне, где он может всласть перемывать всем кости, но самому ни за чтона себя не брать ответственность. Вот я и предлагаю для привлечения этихмногочисленных придурков, по нелепости зачисленных в совесть нации, объявитьжизнь человека во главе национальной программы. Сперва — лечение всехизвестных и неизвестных недугов, плюс — продление жизни, насколько этовозможно при нынешнем состоянии науки, затем — разработка методовпродления жизни за счет искусственных органов… неважно, механических или взятыхот обезьян, а в конце — достижение индивидуального бессмертия. Нашаинтеллигенция не такая бесшабашная, как остальной русский народ, которому жизньне дорога! Интели сразу смекнут, кого поддерживать выгодно. Тут же переметнутсяна нашу сторону и сами начнут находить новые доводы ускоренной скифизациистраны и общества.