— Ты настаиваешь, чтобы мы снова занялись этим? — прошептала она.

— Мы просто обязаны это сделать, — рассмеялся Йен.

— Почему? — Она широко раскрыла глаза.

— Потому что в постели муж и жена всегда сначала занимаются любовью, а уже потом — спят…

— Любовью мужья чаще всего занимаются со своими подружками. Так по крайней мере происходит в реальной жизни. Йен, ты изголодался отнюдь не по мне!

— Ошибаешься, любовь моя! То, что происходит между мужем и женой, неповторимо прекрасно. И не идет ни в какое сравнение с отношениями мужчины с его любовницей, если таковая есть. Кроме того, интимные супружеские отношения представляют собой… ну, что ли, своего рода оружие в семейной жизни. Но мы постараемся им не пользоваться.

Элайна увидела в глазах Йена предвкушение удовольствия и решительность. Это испугало ее.

— Прекрасно! Великолепно! Что ж, поступай по-своему!

— Так я и сделаю, — сказал он и при этом улыбнулся такой доброй улыбкой, что раздражение Элайны разом улетучилось…

…Обнаженные и умиротворенные, они лежали на кровати. Голова Йена покоилась между прелестными грудями Элайны. Время от времени он поднимал груди и ласкал губами темные, похожие на кораллы соски… Слушал биение ее сердца… Она же лежала тихо, не протестуя, не двигаясь. Ее глаза были прикрыты, дыхание стало горячим, но спокойным, а губы чуть приоткрылись.

Йен приподнял голову и долго с нежной улыбкой смотрел на Элайну. Потом прильнул губами к ее шее, груди, животу, все ниже… Ниже… Она не сопротивлялась. Только из груди вырвался тихий стон. Милая, послушная, желанная жена… Его затвердевшая плоть осторожно коснулась самого интимного ее места. Затем проникла вглубь… Дальше… Еще дальше…

…Пик страсти миновал. Йен, откинувшись на спину, обнял разгоряченное тело Элайны и уставился в потолок. Блаженная истома охватила его. Если бы… Если бы так оставалось всегда… Но… Но он скоро уедет. И обещал отцу Элайны отпустить жену с ним.

Сможет ли он оставить Элайну? Найдет ли в себе силы сделать это? Теперь, когда испытал неземное счастье от их близости. Когда тепло, излучаемое этой женщиной, согрело его душу, уже начавшую черстветь?

Он гладил ее пышные, мягкие волосы. Потом снова прильнул к губам. Неожиданно она отстранилась и отвернулась от него. Йен с тревогой посмотрел на Элайну и вдруг догадался, что она старается скрыть слезы. Он повернул к себе ее голову и обеспокоенно спросил:

— Что случилось? Боже мой, неужели я снова причинил тебе боль?

— Йен, умоляю!

— Элайна, я не глупец и знаю, что не мог причинить тебе боли! Что же случилось?

— Ты не поймешь!

И она разрыдалась. Йен приподнялся на локте и нежно провел ладонью по ее обнаженной спине.

— Что? Скажи мне!

— Ты получил от меня все…

— Элайна, но ведь ты — моя жена!

— Это не имеет значения. Ведь ты… Ты не любишь меня…

— Ах вот оно что! Послушай, дражайшая супруга, но ведь ты тоже не любишь меня! Но мы поженились, Элайна. К лучшему это или же, напротив, мы будем страдать, не знаю. Будущее все расставит по своим местам. Ты — моя жена. Пусть все это произошло при не совсем обычных обстоятельствах, но сейчас, в этой постели, из которой ты так настойчиво хотела убежать, я понял, что обрел счастье. Да, брак предполагает взаимные обязательства. И теперь ты связана со мной священными узами. Поэтому умоляю, постарайся испытать умиротворение. Как испытал я.

— Где? Здесь или на сеновале? Йен вдруг понял, что эта женщина обладает беспредельной властью над ним. Он коснулся губами ее щеки.

— На сеновале я спал в компании моей милой лошадки Пайи. С нами никого не было. Согласись, особенного удобства это мне не доставило. А день я провел с родственниками. Вот и все!

Глаза Элайны медленно открылись.

— Я…я…

— Что?

— Я хочу…

— Чего?

Она повернулась и крепко прижалась к нему всем телом…

…Они снова любили друг друга. Снова предавались безудержной страсти. И заснули только на рассвете. А когда проснулись, комнату заливал яркий солнечный свет. Йен открыл глаза и увидел, что Элайна приподнялась на локтях.

— Ты что? — удивленно спросил он.

— Пора вставать.

— Нет. Еще рано.

— Думаю, уже далеко за полдень.

— Рано! — повторил Йен и уложил жену на спину.

Она попыталась воспротивиться… Но не слишком настойчиво…

Джеймс и Типа Маккензи уехали во второй половине дня вместе с Брентом и Сидни. Джеймсу предстояло заняться делами в Тампе. После чего все они собирались направиться в Чарлстон.

Джаррета Маккензи очень огорчил их отъезд. Расставание было долгим и трогательным. Они попрощались у пристани, на берегу реки.

— Будьте осторожны во время путешествия, — напутствовал Джаррет брата.

Джеймс пожал ему руку и обнял Тилу. В ее изумрудных глазах еще виднелись следы недавних слез. Затем вся семья Джеймса поднялась на борт баржи. Джаррет смотрел вслед отъезжающим, думая о том, что ждет каждого из них в ближайшем будущем.

Баржа отчалила, Джаррет и Йен помахали родственникам и остались на берегу одни.

— Что ж, пора нам с тобой поговорить, — сказал Джаррет сыну.

— Как скажешь, отец.

Джаррет гордился сыном. Он сам в свое время служил в армии, пока политика лидера флоридских индейцев не вынудила его занять оппозиционную правительству позицию. Однако у Джаррета до сих пор осталось много друзей среди военных, продолжавших служить в армии федералистов, и он поддерживал с ними тесные связи. Его друг Тайлер Аргоси, недавно получивший звание генерал-лейтенанта, помог в свое время Йену поступить в военное училище Уэст-Пойнта, после чего на многие годы стал его ближайшим наставником.

Джаррет с горечью осознавал, как трудно его сыну сделать выбор между голосом крови и долгом военного. Йен категорически возражал против применения силы при решении проблем, связанных с индейцами. Во время войны с аборигенами Флориды он заявил своему начальству, что скорее подаст в отставку, чем поедет сражаться против индейцев. К счастью, такого назначения он не получил и вместо этого исколесил всю страну, выполняя различные поручения. Йен Маккензи дослужился до чина майора и был назначен офицером по связям между армейскими картографами и надзору за войсковыми командами на юге штата Флорида. Но война с индейцами к тому моменту уже закончилась, и Йен выполнял эти поручения без всяких угрызений совести…

Джаррет сурово взглянул на сына.

— Надеюсь, мы с твоей матерью достойны того, чтобы услышать от тебя всю правду. Всю! Ты понял меня?

— Правда состоит в том, что нас с Элайной застали в весьма деликатном виде.