– Нет, ничего! – воскликнула она. – Лель всегда был добр ко мне. Да и зачем ему красть Атли? Он не смог бы так поступить.

– Ты права, один он бы сделать этого не смог, – пожал плечами Зоран. – Ему кто-то помог.

В темнице повисла гнетущая тишина. Только Огняна продолжала шептать заклинание, пытаясь пробиться в сознание лешего. Она воскликнула последнее слово, схватилась за цепь, и леший издал странный протяжный звук, заметался словно от страшной боли, рванул к Огняне, стараясь достать до неё когтями, но на полпути рухнул, прижатый к полу. Это Зоран опрокинул его коротким взмахом руки.

– Какой непокорный, – проворчал он, оборачиваясь к лешему и забывая о Сороке. – Подчинись уже!

Зоран сжал кулак, и леший забился в судорогах. Цепи, испещрённые рунами, лишали его сил и возможности сопротивляться боли. Тьма над его телом расползлась, словно он не мог больше её контролировать, и обнажила тонкое, покрытое короткой чёрной шерстью и изъеденное голодом тело. Такое худое, будто он не съедал по два жирных кролика каждый день. Леший попытался свернуться калачиком, скрывая выступающие рёбра и провалившийся живот. На спине тут же проступили острые бугры позвоночника.

Зоран снова взмахнул рукой, и леший обмяк. Боль отступила, и тьма снова окутала его тело.

– Продолжим завтра, – раздражённо бросил Зоран и быстрым шагом направился к выходу. Огняна с Завидом переглянулись, но молча последовали за ним.

Когда их шаги стихли, Сорока почувствовала себя лучше, тревога немного улеглась. Её не поймали. Зоран по-прежнему ей верит. Она попыталась встать, но поняла, что ноги дрожат. Поэтому просто бросила кроликов лешему и осталась сидеть, привалившись к стене. Рубаха была мокрая от пота, но Сороку это беспокоило мало. На неё вдруг навалилась жуткая, невыносимая усталость, словно это не лешего, а её мучили в этом подвале.

«Надо было самой убить Атли, – подумала она, прикрывая глаза. – Такие, как он, не должны жить. Или позволить на пиру поиздеваться над ним вдоволь, а не звать Зорана. Надо было думать о себе. О том, как мне будет лучше. Никто не будет рисковать собой ради какого-то куска мяса».

Сорока не заметила, как заснула, измотанная собственными страхами. Разбудил её звон цепей. Сорока приоткрыла глаза.

В темнице было темно, только лунный свет чертил дорожку на полу и серебрил белые шкурки убитых кроликов. Леший водил длинным когтем по животу одного из зверьков, и цепь на его запястье негромко звенела.

«Поесть собрался». – Сорока затаилась, боясь спугнуть духа. Ещё ни разу никто не видел, как едят лешие.

Леший взял кролика за уши, сел, внимательно осмотрел тушку и поднёс к самому своему носу. Снял с рога обрывок алой ленты и вложил зверьку в рот. Кролик дёрнулся, задрыгал ногами и… ожил. Зелёные светлячки в глазах на миг вспыхнули, леший заскрипел, будто старое дерево, усадил кролика на костлявую ладонь и протянул длинную руку к окну. Кролик обнюхал когтистые пальцы, решётку и выскочил наружу. То же леший проделал и со вторым кроликом. А после перевёл взгляд на Сороку.

Она глядела на него во все глаза, не скрываясь.

Леший ничего ей не сказал, отвернулся и, звеня цепями, отполз в свой тёмный угол. Сорока отчего-то заплакала.

15 Искры былых пожаров

Василиса снова была прикована к алтарю, а Белогор держал в руках её сердце.

– Ты ни на что не годна, – задумчиво проговорил он, вертя вырванное сердце в руках. – Если бы Морена не вела тебя за ручку, ты умерла бы ещё в ту самую ночь при пожаре. Хотя нет, ты бы так и осталась в доме матери, и в какой-нибудь из дней она наконец забила бы тебя до смерти.

– Заткнись! – Василиса дёрнула цепи, но они лишь стали туже. – Я сама вернулась домой. Я…

– Ой ли? Сама? – Сердце в руках Белогора превратилось в клубок красных ниток, и чародей подбросил его на ладони, взвешивая. – Или и тут тебя провели за ручку?

– Нет, я…

– Ты годишься только на корм червям, – сказал Белогор. – То, что ты выжила, – оплошность, случайность, недоразумение. Всем было бы лучше, если бы ты умерла.

Василиса села в постели и ссутулилась, закрывая лицо руками. Снова этот сон. В нос закрался тяжёлый запах сырости и кислый – пота. Василиса огляделась. Небольшая каменная комната: сундук, столик с подёрнутым паутиной зеркалом и оплывшими свечами, широкая кровать с пыльным и влажным бельём.

Она в пещере. Сердце ускорилось, и Василиса приложила руку к груди – тише, всё хорошо, ей нечего бояться, больше нечего.

Босые ноги коснулись серого от пыли ковра. Сапоги нашлись тут же – у сундука. Присев рядом с ним, Василиса заглянула внутрь. Платья, рубахи, ночные сорочки, шкатулка, полная украшений. Может ли быть, что эта комната принадлежала Сияне? Печальная упырица, пожертвовавшая человеческой жизнью, чтобы вернуть любимого из мёртвых, и чудом сохранившая живые, человеческие глаза цвета весенней травы.

На самом дне сундука Василиса нашла чёрный кафтан с серебряной оторочкой. Точно, Сияна же когда-то была Вороном. Несмотря на то что прошло несколько десятков лет, кафтан отлично сохранился. Василиса провела рукой по плотной, приятной на ощупь ткани, расправила воротник-стойку, пересчитала пуговицы. Наряд совсем не отличался от кафтана, который так недолго носила она сама.

В дверь постучали, и в комнату заглянул Кирши. На нём была влажная чистая рубаха из чёрного льна и тёмные шаровары. С распущенных волос на плечи падали горошины капель, впитываясь в ткань.

– Вижу, ты тоже нашла одежду, – сказал он. – Я, кажется, обокрал Белогора. Выбери что-то подходящее, и я провожу тебя помыться.

– Тут есть где? – удивилась Василиса, выуживая из сундука светлое платье – самое простое и скромное, какое второпях сумела найти в ворохе чужих вещей.

– Мы с Атли и Аньяной в прошлый визит нашли тут горячие источники. Белогор неплохо устроился, тут целые лабиринты комнат: спальни, гостиная, лаборатория, библиотека. Он даже как-то умудрился сделать в некоторых помещениях камины.

Они вышли из комнаты Сияны в узкий коридор, освещённый диковинными белыми кристаллами, подвешенными на цепи к потолку. Василиса остановилась, изучая один из них.

– Забавная штука, – сказал Кирши. – Таких тут много.

Василиса кивнула и направилась дальше.

– А Финист…

– Отсыпается. Если хочешь его проведать…

– Не хочу. Главное, чтобы он ничего не натворил.

– Долго ещё собираешься держать его клятвой? – спросил Кирши, ныряя за очередной поворот.

Василиса пожала плечами. Она не знала ни сколько, ни зачем. Чародейка надеялась, что с клятвой ей станет легче, что она обретёт контроль и прогонит страх, что, когда они с Финистом поменяются ролями и он окажется в её власти, она почувствует себя легче. Нельзя сказать, что она размышляла об этом, когда заставила его поклясться – просто тогда ей очень хотелось почувствовать себя в безопасности и… сделать Финисту так же больно, как он делал ей. Но легче не стало и страх никуда не ушёл, а она не находила в себе сил разорвать клятву. Ей было страшно. Но что именно так сильно пугало её? То, что случится, когда клятва оборвётся? Что Финист снова сделает ей больно? Но, казалось, ему это удавалось и так.