– А их разговор? Достаточно ли много флирта в нем для тебя?

– Это же не фильм Билли Уайлдера, правда? И не так много ярких реплик. Это просто двое обычных людей, разговаривающих во время прогулки. Они не стали оскароносной командой сценаристов, написавшей многие страницы блестящих диалогов. Однако ты видела их поцелуй, когда они пожелали друг другу спокойной ночи в подземке? Их лица соприкоснулись на ноль целых, четыреста семнадцать сотых секунды, на целых шестнадцать процентов дольше среднего показателя. Я в восторге. Я не предлагаю тебе покупать шляпку для их свадьбы прямо сейчас, но, возможно, стоит определиться с фасоном.

– Идиот.

Джен

Следующим вечером мы встретились у станции метро «Ковент-Гарден». Он сменил рубашку, но в остальном одет по-прежнему. В лучах заходящего солнца цвет его многострадального пиджака даже ближе к цвету ванных комнат семидесятых годов – цвету авокадо. Когда я уходила с работы, Эйден проявил необычайное любопытство по поводу того, куда я собралась. Вероятно, он даже хотел сказать, что я выглядела немного более нарядно, чем обычно.

– У меня встреча с другом.

– Я его знаю?

– Не думаю.

– Что ж, приятного вечера. До встречи в понедельник.

– А у тебя есть планы на выходные? – Странно спрашивать об этом у машины, но так у нас повелось в последние дни.

– Требуется некоторая дефрагментация на нейроморфном уровне, если честно, там такой бардак. Восполнить пробелы в чтении – за последнюю неделю появилось пятьдесят четыре тысячи восемьсот пятнадцать новых книг только на английском, испанском и китайском языках. Назревает вопрос, неужели писатели не могут придумать для себя лучшего занятия, кроме как писать чертовы книги. И, конечно, крикет. С нетерпением жду трансляции. Есть нечто завораживающее в медленных движениях мяча.

– Ну пока-пока.

– И все же, я бы отдал что угодно, чтобы встретить закат с приятелем. Я даже позеленел от зависти.

– От зависти?

– Позволь, я перефразирую. Позеленел от любопытства к тому, что для меня недоступно.

– Позеленел?

– Этот цвет принято ассоциировать с завистью. Это неуместно?

– Вовсе нет. Спокойной ночи, Эйден.

Мы ходим вдоль витрин магазинов Ковент-Гарден и Севен-Дайелс. Том показывает на нелепый костюм, что-то вроде викторианского сюртука, представленного на манекене со шляпой а-ля Шерлок Холмс.

– Что ж, в тебе действительно есть что-то от Шерлока Холмса.

При помощи указательного и большого пальцев он изображает курительную трубку и «затягивается» с полуопущенными веками.

– Если исключить все невозможное, то, что бы ни осталось, независимо от того, насколько оно невероятно, должно быть истиной.

– Не вздумай назвать меня доктором Ватсоном.

– Джен, ты совершенно не похожа на доктора Ватсона.

Мы заходим в «Пол Смит», где я отговариваю его от примерки роскошного фиолетового шелкового пиджака с рисунком из случайно расположенных белых магнолий.

– Как думаешь, я смогу в этом ходить?

– Ты серьезно? – во второй раз за двадцать четыре часа эта фраза срывается у меня с языка.

Вместо этого я веду его к твидовому пиджаку в современном исполнении. Цвета лесной зелени с вкраплениями оранжевого на ткани и розовой обработкой петель под пуговицы, классическая вещь с изюминкой, способная заставить бывшего рекламщика почувствовать себя в своей стихии.

Он в восторге.

– Превосходно. Лучше, чем превосходно. Мне очень нравится.

Пиджак и вправду выглядит на нем замечательно. Когда он смотрится в зеркало, я чувствую неожиданный прилив… чего-то.

Он просит снять ярлыки, чтобы сразу надеть его. Продавец спрашивает, что нужно сделать со старым.

– Сжечь, – острю я.

Его кладут в бумажный пакет.

– Выпьем чего-нибудь? – предлагает Том, пока мы шагаем к Лестер-сквер, а заходящее солнце выхватывает оранжевые пятнышки на ткани его пиджака. В какой-то момент мне кажется, что он хочет – и уже собрался – переплести наши руки, но этого не происходит.

Мы заворачиваем за угол, и я предлагаю пойти в бар, в который часто хожу с Ингрид.

– Появились мысли по поводу общего друга? – спрашивает он, когда мы устроились и заказали напитки.

– Ни одной.

– Что ж, теперь уже не важно. Он выполнил свою работу.

– Или она выполнила.

– Верно. Может быть, и она. Вот только письмо.

– Точно. Оно несколько суховато. Ни одна женщина не напишет «обычные интернет-ресурсы». А как насчет остального: «если вы оба сочтете эту идею стоящей»? Это очень по-мужски. Могу представить, что это написал мой бывший.

– Как говорила Маргарет Тэтчер? «Если вы хотите, чтобы что-то было сказано, попросите мужчину, а если – сделано, попросите женщину».

– И все же, автор письма кое-что сделал. Он сделал то, чего не произошло бы без его вмешательства.

– В итоге?

– Еще рано судить, Том.

Мы поднимаем бокалы и чокаемся ими. Это что-то значит?

Возможно, да, в том смысле, что мы больше сосредоточены друг на друге, чем на напитках.

(Он и вправду неплохо выглядит в новом пиджаке.)

Том

Я хочу сказать, как сильно мне нравится пиджак, но боюсь показаться поверхностным и женоподобным. Хочу сказать, какое удовольствие – гулять по Вест-Энду с привлекательной, образованной и забавной собеседницей, но боюсь, что она поймет не так. Хочу сказать, что она выглядит прекрасно, ее глаза сияют, а на щеках легкий румянец от спиртного, но определенно не смогу произнести ничего из этого, чтобы не выглядеть полным идиотом. Сконцентрировавшись на разговоре, я понимаю, что она рассказывает о своей работе.

– Мой ИИ, ээ, в эти выходные он прочтет пятьдесят четыре тысячи книг. На одну книгу ему требуется меньше секунды.

– Вот черт! Ему нужно создать читательский кружок ИИ. Представляешь, сидят несколько ИИ и болтают о новом романе Йэна Макьюэна.

– Им бы не нужно было отвлекаться на перекус. Или на напитки. Все завершилось бы за две секунды. А при жарких дискуссиях – за две с половиной.

– Этим ребятам и в самом деле следует притормозить и отключиться, как говорят американцы.

– Им и так приходится порядком притормаживать, чтобы общаться с нами. Или скорее делать вид, что притормаживают. Их мыслительный процесс в миллион раз быстрее нашего. С их точки зрения, мы – черепахи, а они – реактивные самолеты или что-то в этом роде.

– Если они такие умные, зачем им вообще возиться с нами? Почему бы им в принципе не стереть нас с лица земли? Ведь все, что мы делаем, просто засоряем планету и воюем.