– Да не насиловал я?! – схватился в отчаянье за голову дядя Абрам. – Не насиловал!

– Слушай, ты! Ты меня понял на понял, не бери! Понял?!

– Понял, – всплакнул дядя Абрам и начал писать расписку.

– Изнасиловал и обязуюсь на ней жениться, – Рита допила остатки водки прямо из бутылки и снова закурила.

Дядя Абрам обреченно протянул ей расписку.

– А подпись?! – сразу же сдвинула брови Рита.

Дядя Абрам тут же расписался, а Рита взяла его расписку и обмазала ее об край своей уже засыхающей девственной крови.

– Это вместо печати, – весело объяснила она.

– Понятно, – обреченно вздохнул дядя Абрам.

– Да, что ты все вздыхаешь-то, а ну-ка улыбнись!

Дядя Абрам машинально улыбнулся. Он был шокирован и подавлен. Никогда еще он себя так по-идиотски не чувствовал. Кого же ему напоминала эта девица?!

Ну, конечно, Глеба, того свихнувшегося художника, с чьей женой связался его сын, а затем и он сам.

«И почему в России так много сумасшедших? – с тоской подумал дядя Абрам. – Может это какое-то влияние всей солнечной системы?! А может американцы засунули в свои фильмы какие-нибудь психотронные средства?!»

– Ну, ни х*ра себе! – засмеялась Рита, помахивая голыми ногами перед его носом, и держа в руке паспорт.

– Что?! Что случилось?! Может тебе уже кажется, что и паспорт у меня поддельный? – с подавленным видом спросил ее дядя Абрам.

– Да, сынок-то твой мне ровесничек, – усмехнулась Рита, – а говорил два годика!

– У меня еще один есть, просто его забыли записать в паспорт!

– Рассказывай, рассказывай сказки, ты, видно, это умеешь, сказочник! – развеселилась Рита.

Дядя Абрам сник. В одной руке она держала его паспорт, подтверждающий его личность, в другой его расписку как уже свершившийся приговор.

– Ну, давай еще! – потянула к нему ручки Рита. – Я хочу от тебя наверняка залететь!

Дядя Абрам поморщился, но все же вытянул к ней свои дрожащие губы.

– Ням-ням-ням! Хочу есть! – сказала Рита и опять мертвой хваткой вцепилась своими зубами в его губы.

«И почему они все у нее в железных коронках, сейчас мода в зоне что ли такая?!» – подумал с тоской дядя Абрам и с неистовой яростью вошел в ее уже надорванное лоно.

Похотливый проводник двадцати пяти лет тихонечко подслушивал за дверью.

Временами он оглядывался по сторонам и совал одну руку в карман, кусая другую, чтобы не закричать.

– И-эха! – орал с безумным отчаянием и восторгом дядя Абрам. Поезд набирал скорость и вагон прыгал, уводя их в свой ошеломляющий ритм. Стук колес о рельсы каким-то волшебным образом воспроизводил трение их органов друг о друга…

– Куда ты идешь?! – крикнула Рита быстро семенящему по ночному вокзалу дяде Абраму.

– Ну, в туалет-то я имею право сходить? – обиженно вздохнул дядя Абрам. – Или мне в штаны наложить?!

– Иди, дурачок, иди, – и Рита тоже поспешила за ним.

«Все бесполезно! Черта с два от нее смоешься», – подумал дядя Абрам, но в туалет все же зашел, с опаской оглядываясь на стоящую возле турникета Риту.

Поскольку в туалете вроде никого не было, дядя Абрам начал вслух ругать сам себя: Вот олух Царя небесного! И приспичило же мне дураку старому дорогой роман завести?! – восклицания дяди Абрама медленно взлетали и таяли под высокими сводами вокзального туалета.

– Какие люди в Голливуде! – внезапно раздался чей-то знакомый голос из закрытой кабинки.

– Кто здесь?! – испуганно спросил дядя Абрам. – Немедленно отвечайте!

– Да, ладно, Абрам Львович, что вы так пугаетесь-то, это же я, Глеб, – дверь одной из кабинок открылась, и изумленному взору дяди Абрама предстал сидящий на унитазе Глеб и при этом держащий у себя на коленях небольшой мольберт с холстом и красками. На холсте была изображена пышногрудая Соня в виде чайки летающей над морем и чьи-то три головы, торчащие из него.

– Что вы здесь делаете?! – удивился дядя Абрам.

– Живу! – простодушно мигая глазами, ответил Глеб. – Соньке с Левой я уже надоел своими болячками, вот я сюда и перебрался! Здесь же пишу свои картины, за счет них и существую!

– Н-да, – проговорил в замешательстве дядя Абрам, – а Лева, значит, с Соней?

– Ага! – улыбнулся Глеб. – Сонька уже ребенка от него ждет!

– Как это, ребенка? – встревожился дядя Абрам. – Ему же еще учиться!

– А учебу он давно уже бросил, – хихикнул Глеб, подтирая задницу.

– Не пойму, что здесь смешного?! – обиделся дядя Абрам. – Он же себе хомут на всю жизнь повесит!

– Ты скоро?! – вдруг зашла в туалет Рита, обращаясь к дяде Абраму.

Дядя Абрам тут же онемел.

– А это кто? – поинтересовался у него Глеб.

– Так, одна знакомая, – шепотом ответил дядя Абрам.

– Ни х*ра себе, знакомая, – возмутилась Рита, – жена я его законная!

– Так вы, значит, мама Левы?! – развеселился Глеб, нисколько не смущаясь присутствия Риты.

– Какого еще Левы? – нахмурила свой узенький лобок Рита, – никакого Левы я не знаю! А ты, ни х*ра, не строй из себя умного, если картины малюешь в туалете?!

– Рита, я прошу тебя выйти из мужского туалета, – тяжело вздохнул дядя Абрам.

– Только, смотри, долго здесь не рассиживайся, а то я тоже ссать хочу! – и Рита взяв в руки сумки, с которыми зашла, вышла с недовольным видом из туалета.

– Да, дядя Абрам, я вам сочувствую, – тихо выразил свое отношение к Рите Глеб.

– Когда-нибудь любого из нас подводит собственное зрение, – тихо вздохнул дядя Абрам и вышел из кабинки.

– Уже уходите?! – пожалел Глеб.

– Да, – кивнул ему головой дядя Абрам. Ему не хотелось откровенничать с Глебом, который мог обратно вернуться к Соне с Левой, и который, как и Рита, был непредсказуем.

– Я, между прочим, Эскин, уже обоссалась! – снова заглянула в туалет с вещами Рита.

Дядя Абрам решил промолчать. Просто бывают такие ситуации, когда нормальным людям остается только молчать, невозмутимо разглядывая этот безумный мир. Боковым зрением он увидел самодовольную рожу Глеба и быстро вышел из туалета.

– Почему ты меня не познакомил со своим другом?! – спросила Рита.

– Он мне не друг, – сердито посмотрел на нее дядя Абрам.

– А кто же тогда?!

– А черт его знает! Пристал ко мне в туалете, мол, посмотри, какие я здесь картины пишу!

– Может он шизофреник?! – засмеялась Рита.