«И снова доброе, мать его, утро. Мне все равно, кто ты такой, чем занят и как много делаешь для общества. Мне даже было бы плевать, если бы тебя вообще не существовало, тем более что где-то так оно и есть. Но раз уж я к тебе обращаюсь, то сегодня, и именно в этот час бытия, я говорю: с добрым, мать его, утром. Да будет славен подвиг тех, кто смог в этот нелегкий для гипертоников час оторвать задницу от кровати. Мне это удалось не сразу, потому и эфир наш начался на час позже. А мог бы и вовсе не начаться, потому что я вам, будем честны хоть раз, ни хрена не должен. Вы все – всего лишь игрушки в руках большого, металлического, всеми брошенного бога. Не нравится? А мне плевать. Переключи канал, слушай государственные станции, только не ной, ладно? А еще лучше – найди меня и набей мне морду, ха-ха… Заодно утрешь нос Управлению, которое пытается сделать это без малого семь лет.

Доброе утро, доброе хреново серое осеннее утро посреди июня месяца. Вы находитесь на волнах рэйдио «Хоспис», последнего нормального радио подыхающей от мигрени и ядохимикатов цивилизации. И пусть в этот мерзкий час вас сопровождают нежные мотивы группы «Hurricanes». Композиции «Because». И отвалите от меня, я сделал этим утром все, что мог, слушайте и разбирайтесь со своими проблемами сами…»

Стас покачал головой и выключил радиолу. В те редкие моменты, когда старину Халли накрывало такое вот настроение, слушать волну бывало неприятно. К тому же это значило, что в ближайшие дни Халли в эфире может не появиться. За ним водилась привычка уходить в запой. Нечасто, но случалось. Да это и к лучшему. В минуты хандры Халли становился невыносим.

Стас усмехнулся, поняв, что рассуждает о голосе из динамика как об одном из парней своей компании. Но Халли и правда был каким-то своим, он не был неодушевленной паровой машинкой, начитывающей заранее подготовленный, тщательно отредактированный текст. К тому же Стасу нравилась музыка, которую ставил диджей. Ну а у своих парней всегда есть какие-то минусы, у всех людей есть какие-то минусы, и единение, называемое дружбой, собственно, и определяет способность существовать, принимая негатив как часть человека. Минусы Халли Стас принял давно, но вообще-то возможность выключить звук – удобная штука.

Стас покрутил головой – воротник мундира слегка натирал шею. Плащ и фуражка лежали на соседнем сиденье. Привычная шляпа осталась одиноко висеть на вешалке в прихожей.

Он решил не ехать этим утром через город, чтобы не попасть в пробку. Поехал в объезд, по Кольцевой, мимо мебельной фабрики «Чип & Дейл», дымящих трубами пятидесятиэтажных цехов «Фольксваген» и других индустриальных монстров, присосавшихся к окраинам города. Движение было относительно бойким для этого времени суток. Тяжело груженные дизели с длинными кузовами мерно двигались по крайне правому, специально выделенному ряду. Каждый кузов – рекламный щит. Юркие маршрутные такси то и дело сновали из ряда в ряд. Персональные и служебные автомобили упрямо таранили безрадостный серый воздух радиаторными решетками. Отсутствие светофоров не создавало дополнительных проблем.

Тем не менее и здесь «Студебеккеру» Стаса пришлось покоптить на холостых, впрочем недолго. Минут пять стояли в районе открытого кинотеатра «Фотон». Впереди столкнулись зарвавшаяся маршрутка и упрямый, не пожелавший уступить родстер. Полицейский грузовой дирижабль прибыл на удивление оперативно и, подцепив бедолаг на тросы, одного за другим перенес на обочину.

Стас, отчаянно борясь с одуряющими волнами сонливости, разглядывал гигантский рекламный щит кинотеатра, размерами легко «делавший» борта дизельных тяжеловозов. Он знал про это место, но хорошего о нем говорили мало. Днем здесь устраивали бюджетные прокаты старых фильмов, все размеренно и спокойно, согласно уставам и предписаниям. Парковочные места распределены, обнаженная натура прикрыта черными прямоугольниками, нежелательные эпизоды вырезаны, налоги перечислены в срок. Но после шести вечера добропорядочные граждане старались обходить это место стороной. Открытая площадка «Фотона» в это время становилась местом встречи представителей самых радикальных направлений рок-н-ролла. Они называли себя «психи», выбривали виски и соперничали в том, чей кок окажется сегодня уродливее. Экран убирали, на сцену выволакивали какое-то допотопное оборудование. Играли команды, которых принимали и понимали только здесь. Жесткая музыка, жесткая публика. Жесткий рок легко переходил в мордобой, молодежные банды стекались сюда на «стрелы», и в тот момент, когда контрабасисты выпускали слэпующего зверя из своих размалеванных инструментов, кто-то стремительно влетал на перо, отхватывал цепью поперек лица или просто принимал на бритый висок удар бутылкой. Вечерняя охрана «Фотона», здоровенные громилы-скинхеды, следила только за тем, чтобы драка не докатилась до сцены и не было повреждено оборудование.

Стас не понимал этого, но и, как ни странно, не осуждал. Он знал, что его время принимать новое и жить новым прошло. Точнее, его у Стаса украли: война, голод, послевоенная депрессия, безработица и инфляция. Когда все это более-менее утряслось, было уже поздно, его поколение повзрослело, и оно не желало жить тем, что успело принять. А новым пропитываться уже не умело.

С «Фотоном» был связан и еще один казус. Находись подобное заведение в черте города или в черте областного влияния, его бы, скорее всего, закрыли. Правда, оно стояло точно на границе, на Кольце. И управления перебрасывались этим делом, не желая брать на себя ответственность за разбирательство с опасной занозой в отяжелевшей заднице общества. Но таким образом заноза была локализована. Рано или поздно большая часть психов разойдется по домам, обзаведется семьями и так далее, по стандартному сценарию. Останутся только самые верные адепты, и заноза будет уже не так мешать. По крайней мере до тех пор, пока криворукая мода не вытянет волну из подвалов на второй круг. Так уже было. Одна заноза выходит, появляется другая, третья. Иногда они возвращаются в слегка измененном виде, иногда уходят надолго. Но никогда не исчезают навсегда.

А потом, кое-что из музыки психов Стас слушал с интересом… И если для ее рождения музыканты должны были пройти сквозь подобное горнило, то в этом был смысл. Да, Стас его не видел, но это не значило, что его нет.

Движение возобновилось, взревели дизельные тяжеловозы, засуетились ничему не научившиеся маршрутки. Здесь, на Кольце, все было как в жизни. Ничего не замирало надолго. Рано или поздно вечное движение по кругу возобновлялось. Просто для этого кого-то нужно было отбросить на обочину. Проблем-то…

* * *

Капрала Свайво Стас помнил. Стандартный такой, еще времен отступления, капрал, туповатый, отяжелевший, но в целом неплохой мужик. А может, и не совсем туповатый, может, это видимость, подтвержденная атрибутами: формой да погонами, и еще уверенностью, что данное звание подразумевает некоторую как минимум недалекость. Свайво был приписан к Управлению, занимался организацией охранных кордонов. Сверх задачи не пыжился, выше головы не прыгал. Там, где можно было ничего не делать, ничего не делал, и мелкий подпогонный персонал жил при нем в целом припеваючи.

– Здравия желаю, – сказал Стас, заходя в бетонную сторожку при блокпосте.