Такой пьют на верфях Астероидного пояса – немножко технического спирта, немножко бражки из пищевого концентрата и острый соус – отбить вкус и вышибить дух.

Владимир Конрадович заметил, как изменилось мое лицо. Резюмировал:

– Нет уж, Короне не нужен святой, – слово «Корона» Шталь подчеркнул особо, давая понять – имеет в виду конкретную особу. – Наша государыня – хорошая девочка. Умная, верующая, живая. Не мученица, которая мечтает пожертвовать собой, угождая всем.

– Она в курсе? – меня хватило только на этот вопрос.

Я не знал, какой ответ будет тяжелее принять.

– В курсе чего? – удивился Шталь. – Мы ведем беседу о природе власти, и только. Вот вам гипотетическая возможность: по закону Первого Государя будущий правитель, соправитель в нашем гипотетическом случае, должен показать себя в деле, разрешая настоящие кризисы. Медики, конечно, составят исключительно положительный отчет. Бояре от казны, науки и образования – скорей всего, мальчишка умен. Силовики – тут буду вынужден настоять на своих правах. Общий рапорт пойдет Церкви, которая озвучит свое мнение. Если претендент доживет до общего рапорта.

– Или если он не завалит испытание, – кивнул задумчиво.

– Я бы не рассчитывал, – вздохнул Шталь. – Кстати, Авениде явно нужен новый посол, не находишь?

– Понял, – вздохнул. – Не юлите. Так она знает? О сугубо гипотетической беседе?

– Нет, конечно, – пожал плечами Владимир Конрадович. – Сами подумайте, драгоценный, – как бы она смогла после этого смотреться в зеркало? А если бы смогла – мы обсуждали бы сейчас иную персону, вы меня понимаете?

– Это измена…

– За это не наградят, да. В лучшем случае с нас сорвут погоны и отправят в отставку без прав и привилегий, преступная халатность в данном случае приравнивается к оскорблению величества. В худшем и более вероятном – нас расстреляют. Вы все еще согласны? Мне известно, вы будете молчать… не потому что покрываете старого зануду, а потому что найдете в себе силы выбрать правильное.

– Она его любит? – вопрос вырвался помимо воли.

Владимир Конрадович смерил меня удивленным взором, будто в первый раз увидел, – подобным образом смотрят на больного, демонстрирующего тревожные симптомы.

– Даже так? – голос его дрогнул. – Простите и забудьте. Не хочу, чтобы вы думали, что я воспользовался вашей слаб…

– Прекратите лицемерие. Считаете, я поверю, что вы не видите меня насквозь? Со всеми отчетами психологов и поведенческими профилями? Повторяю: она его любит?

– Женская душа – потемки. Но судя по тому, что мне доносят из дворца, – нет. Перспектива ее не радует. Честно. Вы мне не поверите, так что если хотите – дам свой допуск в систему.

– Воспользуюсь, чтобы проверить. Без обид, – отрезал зло.

Слушать аргументы не было смысла. Он убеждал себя.

Не меня.

Я подставил лицо ветру и прошептал, искренне надеясь, что не обманываю себя или обманываю не совсем:

поддержал Шталь.

Холодало.

Впервые я увидел Святого – именно так значилась цель в моих мыслях, словно позывной вместо имени лишал его человеческой сущности, превращал живую душу в безымянную сигнатуру беспилотника на сканере – так вот, увидел я его при обстоятельствах довольно впечатляющих.

…Речной порт догорал в ночной мгле. Выстрелы уже отгремели, и суровые десантники в черных шлемах снимали оцепление. Еле мерцали угли.

Наступал час дипломатической кадрили. Торговые представители и секретари посольств плясали, как часом ранее плясали языки пламени, – изощренно, неистово, без видимого порядка.

…В очередной раз выразив коллегам сочувствие и заверив, что попробую потянуть за ниточки – прекрасные слова, ни к чему не обязывают, – пошел к выходу с территории, ловя спиной завистливые взгляды.

Поздравил взирающего на окружающий бардак осоловелым взглядом майора Сантьяго с отличной работой, выслушав взаимные поздравления с нежданно привалившим счастьем.

Да уж, то, что повстанцы не успели добраться до арендованного имперскими купцами терминала, стоявшего в центре территории, оказалось удачей.

Прекрасная работа армии и полиции, отличная – повстанцев, вот сколько порушили перед отступлением.

Неплохая – моя.

Из всей шайки только отец Диего догадывался, чего я добиваюсь. Догадывался, но не озвучивал. Незачем.

Усиленная охрана нашей собственности в рамках обыска на предмет контрабанды. Ослабленная – всего остального порта. Заторможенная – на четко рассчитанные сроки – реакция армии.

Такие планы срабатывают только в книжках. Ну, и, без лишней скромности, у меня.

Секрет в том, чтобы не создавать момент – тогда обязательно что-то сорвется, а вовремя узнать, когда возможность назрела сама по себе.

Ну, и чуть-чуть подтолкнуть.

Итак, основной канал товарного экспорта – в руках наших купцов. Александр Трифонович мне бы в жизни не позволил такой фокус. Пронюхал бы и помешал втихую. Чтобы не мутить воду.

Нового посла пока не прислали, так что желающих портить мне праздник не нашлось.

…Тем не менее на душе было паскудно. Никогда не мечтал о подобной карьере. О подлости, возведенной в искусство. Иудин грех в кубе.

А ведь предстоит нечто куда более мерзкое…

Порт располагался на отдалении от города. Вперед добирался с армейскими, обратно за мной должны были прислать авто – и вот неказистый белый электрокар скучает на обочине у самых зарослей, а шофер возится с мотором. Движения уверенные, почти ленивые, но точные.

Кажется, мы с ним незнакомы. Каждый день в посольство прибывало из столицы все больше и больше новых лиц. Охрана, маскирующаяся под клерков, клерки, выглядящие охраной.

Даже обслуживающий персонал – и тот почти весь сменили на своих – проверенных. Как-никак ожидался высокий гость. Одна лишь Тереза-уборщица держалась, словно последний бастион осажденной крепости, и оставлять позиций не намеревалась.

Кто-то из новоприбывших меня и кончит. Может, даже этот парень. Почему бы не он?

В жизни не поверю, чтобы Шталь обошелся без дублера. Передумаю – меня устранят и закончат дело. Выполню – лишние свидетели благодетелю не нужны.

Если Владимир Конрадович при всех колебаниях решился на подобное – что ему еще одна жизнь?

Плохо то, что я вижу смысл в его словах. Или это пустые эмоции и испорченный Авенидой характер подталкивают в спину?