– Там сказано что-нибудь про ириму? Про женщин-леопардов? Он нашел…

Раздался резкий стук в дверь. Бад встал, оскалив один белый клык.

– Мисс Джейн? Мистер Локк желает поговорить с вами наедине, если вы не возражаете. – Это был мистер Стерлинг. Его голос звучал привычно – будто с нами разговаривала ходячая печатная машинка.

Мы с Джейн уставились друг на друга. За два года, что она прожила в этом доме, мистер Локк ни разу не разговаривал с ней наедине, да и в присутствии других за все время сказал ей не больше десятка слов. Он воспринимал ее как неприятную неизбежность вроде уродливой вазы, которую нельзя выкинуть, потому что это подарок от друга.

Я увидела, как Джейн сглотнула, сдерживая какое-то чувство, из-за которого ее ладони оставили темные влажные отпечатки на кожаной обложке книги.

– Благодарю вас, мистер Стерлинг, я сейчас приду.

По ту сторону двери раздалось отточенное секретарское покашливание.

– Прямо сейчас, если не возражаете.

Джейн прикрыла глаза, раздраженно стиснув челюсти.

– Да, сэр, – отозвалась она, потом поднялась, спрятала книгу в карман юбки и ощупала ее ладонью, как будто хотела еще раз убедиться в ее существовании. Затем она намного тише прошипела: – Поговорим, когда я вернусь.

Нужно было вцепиться в ее подол и потребовать объяснений. Нужно было сказать мистеру Стерлингу, чтобы он заткнулся, и с удовольствием послушать его потрясенное молчание.

Но я ничего такого не сделала.

Джейн вышла в коридор, и все вновь стихло и замерло. Только пылинки кружились в воздухе, потревоженные ее уходом. Бад спрыгнул на пол, потянулся и отряхнулся. К пылинкам добавились бронзовые волоски, сверкающие в лучах солнца.

Я снова упала на матрас. Где-то под окном щелкали ножницы садовника. Вдалеке гудел мотор автомобиля, проезжавшего мимо кованых ворот. Мое сердце слишком быстро колотилось о грудную клетку, как будто кто-то в панике стучался в запертую дверь.

Мистер Локк сказал мне, что мой отец мертв. «Смирись», – велел он, и я смирилась. Но что, если…

Все мое тело охватила неприятная усталость. Сколько лет я потратила, дожидаясь отца, веря, что он вернется завтра или послезавтра? Спешила забрать почту, ожидая увидеть его ровный почерк в куче конвертов? Боялась надеяться, но все равно надеялась, что наступит день, когда он придет ко мне и скажет: «Январри, время пришло» – и я отправлюсь вместе с ним в сияющую неизвестность?

Лучше уж я обойдусь без этого последнего и величайшего разочарования.

Жаль, Джейн не оставила мне книгу. Мне хотелось вновь сбежать в историю о том, как Ади искала своего мальчика-призрака. Она столько лет шла за тоненькой, непрочной нитью надежды. Интересно, как бы эта девушка поступила на моем месте?

«Я бы постаралась выяснить все сама», – ответил мне ровный голос, говоривший с южным акцентом. Наверное, так разговаривала бы Ади, будь она живым человеком, а не персонажем из книги. Этот голос звенел у меня в голове отчетливо и громко, как будто я слышала его раньше: «Я бы нашла его».

Я лежала, не шевелясь, чувствуя, как по телу расползается дрожь, как от внезапной лихорадки.

Но более взрослый, отрезвляющий голос напомнил мне, что «Десять тысяч дверей» – это всего лишь роман, а романы не лучшие советчики. В них никого не интересуют рациональные доводы; они предлагают читателям трагедию и напряжение, хаос и пренебрежение к правилам, безумие и душевные муки, завлекая тебя в эту пучину с коварством дудочника, который заманивает крыс в реку.

Мудрее было бы остаться здесь, вымолить у мистера Локка прощение за вчерашнюю выходку и спрятать свои детские мечты подальше под замок. Забыть, как голос отца тихо и искренне произносит: «Обещаю».

«Ты так и не вернулся за мной. Ты не спас меня».

Но, возможно, если бы только мне хватило храбрости, своеволия и опрометчивости, если бы я послушала этот ровный, бесстрашный голос, звучавший у меня в сердце, такой странный и знакомый… Возможно, я сумела бы спасти нас обоих.

Я не ожидала никого встретить на пути к выходу. А зря – несколько членов Общества оставались у мистера Локка в качестве почетных гостей, ночуя в роскошных спальнях второго этажа, а дом кишел слугами, которые приводили его в порядок после вечеринки. Однако Побег из Дома должен следовать древнему традиционному сценарию: предполагалось, что мы с Бадом выскользнем из парадной двери и пройдем по подъездной дороге, как два призрака. Позже Локк, возможно, ворвется в мою комнату и обнаружит записку, в которой я не выдам никаких сведений, зато извинюсь и поблагодарю его за все эти годы, за щедрость и доброту. Он прочитает ее и тихо выругается. Может, даже бросит взгляд в окно, но будет уже слишком поздно.

Вот только мистер Локк стоял в фойе. Как и мистер Хавермайер.

– …всего лишь дитя, Теодор. День – другой, и я решу этот вопрос. – Локк стоял ко мне спиной, уверенно размахивая одной рукой, как банкир, который пытается успокоить встревоженного клиента, второй же подавая Хавермайеру плащ. Тот потянулся к плащу, всем своим видом выражая сомнение, но потом увидел меня на лестнице.

– А, вот и ваша драгоценная бунтарка, Корнелиус. – Улыбку Хавермайера сложно было назвать таковой, хотя его губы изогнулись, обнажив зубы. Локк обернулся. Я увидела, как выражение холодного неодобрения на его лице сменяется замешательством. У него даже рот слегка приоткрылся.

Под этим нахмуренным взглядом, будто говорившим, мол, это еще что за глупости, я почувствовала, как теряю решимость. Внезапная головокружительная уверенность, которая вела меня до этих пор (это она заставила меня одеться в самую прочную одежду, набить холщовую сумку чем попало, написать две записки и художественно их разложить), теперь пошатнулась. Я вдруг почувствовала себя ребенком, который заявляет, что сбегает из дома. И только сейчас осознала: я взяла с собой около десятка книг, но ни одной запасной пары носков.

Локк открыл рот и вдохнул, готовясь обрушить на меня поток нравоучений, но я вдруг осознала еще кое-что. Если он стоял здесь с Хавермайером, значит, его разговор с Джейн был окончен, однако она так и не вернулась.

– Где Джейн? – перебила я. Она должна была вернуться в нашу комнату и найти записку, вложенную в «Тома Свифта и его воздушный корабль». А потом Джейн нагнала бы меня в Бостоне, мы бы купили билеты на пароход и отправились в приключение. Если она не против – мой хитрый план избавлял меня необходимости спрашивать у нее напрямую и, таким образом, от опасности услышать «нет».

Лицо Локка побелело от раздражения.

– Возвращайся к себе, девочка. Я с тобой позже разберусь. И вообще, ты наказана и будешь сидеть в своей комнате, пока я не сочту…

– Где Джейн?

Хавермайер, наблюдая за мной, протянул:

– Утешительно знать, что вы грубите не только спьяну, мисс Сколлер.