Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь выглядела так же, как несколько недель назад, когда Ади впервые обнаружила ее. Одну из каменных стен почти полностью занимал проем, обрамленный потемневшим от времени деревом. Грубая дыра в досках двери служила ручкой, и Ади готова была поклясться, что сквозь это отверстие уже проникал ласковый ветерок, несущий аромат соли, сосновой смолы и длинных солнечных дней.
Казалось бы, она не могла знать этот запах и все же почему-то знала. Так пахла кожа мальчика-призрака, когда они с Ади поцеловались в поле на исходе лета. Это был запах другого места.
Она открыла дверь и столкнула лодку в незнакомое море иного мира.
Когда я открыла глаза, мне показалось, что за ночь кто-то успел вытащить их из глазниц, повалять в песке и кое-как вставить обратно. Губы склеились, во рту чувствовался кислый привкус, а голова как будто усохла на несколько размеров. В течение несколько секунд, забыв о полудюжине бокалов шампанского, выпитых вечером, я считала, что во всем виновата книга. Как будто история могла забродить в жилах, как вино, и опьянить меня.
Если бы существовала история, способная на такое, это была бы именно она. Я определенно читала книги и получше, где было больше приключений и поцелуев и меньше длинных рассуждений, но ни одна из них не оставляла у меня хрупкого и невероятного подозрения, будто все написанное в ней может оказаться правдой. Будто в тенистых уголках и впрямь прячутся Двери, которые ждут, чтобы их открыли. Будто женщина может, как змея, сбросить с себя детскую кожу и нырнуть в клокочущую неизвестность.
Мне с трудом верилось, что мистер Локк мог подарить мне книгу, полную таких фантазий, даже если ему было ужасно меня жаль. Но как же в таком случае она оказалась в моем сундучке в Зале фараонов?
Однако под тяжестью страшного Нечто, по-прежнему сидевшего у меня на груди, вся эта загадка казалась мне несущественной и далекой. Я начала понимать, что теперь это навсегда, что эта мерзость прилипнет ко мне, как вторая кожа, и будет отравлять все, чего я касаюсь.
Я почувствовала, как Бад тычется мне в руку влажным носом – он делал так, будучи еще щенком. Стояла ужасная жара – июльское солнце уже растекалось по половицам и раскаляло медную кровлю, – но я все равно обняла Бада и уткнулась лицом в его шерсть. Так мы и лежали, покрываясь по том, пока солнце поднималось по небу, а особняк Локка поскрипывал вокруг нас и что-то бормотал.
Я уже начала проваливаться в вымученный сон, вызванный перегревом, когда дверь отворилась.
Я почуяла запах кофе и услышала знакомые решительные шаги. Какое-то скрытое напряжение, сжимавшее мое нутро, ослабло, и я вздохнула с облегчением: она еще здесь.
Джейн была полностью одета и настолько бодра, что я поняла: она проснулась уже давно и намеренно не будила меня так долго, как только позволяли приличия. Она поставила две чашки, от которых поднимался пар, на книжную полку, подтащила хлипкий стул к моей кровати и села, скрестив руки на груди.
– Доброе утро, Январри. – Ее голос звучал почти строго, как-то по-деловому. Возможно, об отце, которого никогда нет рядом, не положено скорбеть больше одного дня. А возможно, она злится, что я так долго сплю и присваиваю нашу общую комнату. – Я слышала от прислуги на кухне, что вечеринка прошла… м-м… интересно.
Я издала стон, всем своим видом показывая: я не хочу об этом говорить.
– Ты действительно напилась, накричала на мистера Локка и ушла из курильной комнаты, хлопнув дверью? А потом – если мои информаторы ничего не напутали – ускользнула куда-то с мальчишкой Заппиа?
Я снова застонала, уже громче. Джейн лишь приподняла бровь. Я спрятала лицо в сгибе локтя, разглядывая рыжеватые отсветы под веками, и выдавила:
– Да.
Она расхохоталась так громко, что даже Бад вздрогнул.
– Значит, не все еще потеряно. Временами мне кажется, что ты слишком робкий мышонок для того, чтобы чего-то добиться в этом мире, но, возможно, я ошибаюсь. – Она помедлила, посерьезнев. – Когда я впервые встретилась с твоим отцом, он сказал мне, что ты упрямый ребенок, похожий на дикого звереныша. Я надеюсь, так и есть. Тебе это пригодится.
Я хотела спросить, как часто отец обо мне вспоминал, какие именно слова говорил и не упоминал ли, что собирается однажды взять меня с собой. Но слова застряли в горле. Я сглотнула.
– Для чего?
Строгое, почти раздраженное выражение вновь вернулось на ее лицо.
– Все это не может продолжаться до бесконечности. Перемены неизбежны.
Ага. Значит, это конец. Сейчас она скажет мне, что скоро уедет, вернется домой, в горы Британской Восточной Африки, и бросит меня одну в этой серой комнатке. Я попыталась задавить панику, которая уже принялась царапать мне грудь.
– Я понимаю. Ты уезжаешь. – Я надеялась, что мой голос прозвучал спокойно и по-взрослому, что она не заметила, как мои руки сжали простыню. – Ведь… Ведь папа умер.
– Исчез, – поправила она.
– Прошу прощения?
– Твой отец не умер, он исчез.
Я покачала головой, приподнявшись на локте.
– Мистер Локк сказал…
Джейн скривила губы и отмахнулась, будто от мошки.
– Локк не Господь Бог, Январри.
«А я вот не уверена». Я не стала отвечать, но на лице у меня отразилось выражение ослиного упрямства.
Джейн вздохнула, но ее голос снова смягчился. В нем сквозила какая-то неуверенность.
– У меня есть основания полагать… Твой отец дал мне кое-какие гарантии… в общем, я пока не ставлю крест на Джулиане. Может, и тебе не стоит.
Черное Нечто обвило меня еще теснее, превращаясь в невидимую раковину моллюска, призванную защитить меня от этих слов, пронизанных надеждой и в то же время жестоких. Я прикрыла глаза и откатилась подальше от нее.
– Спасибо, мне не хочется кофе.
Резкий вдох. Я ее обидела? Ну и хорошо. Может, так она уйдет, не притворяясь, что будет скучать по мне, и не обещая писать почаще.
Но потом Джейн прошипела:
– Что это?
Я почувствовала, как ее рука отодвигает одеяло у меня за спиной и вытаскивает из-под меня что-то небольшое и квадратное.
Я привстала и увидела, как она сжимает в руках «Десять тысяч дверей». Кончики ее пальцев побелели от напряжения.
– Это мое, если по…
– Откуда ты взяла ее? – Ее голос звучал абсолютно ровно, но в нем все равно слышалась странная торопливая настойчивость.
– Это подарок, – начала оправдываться я. – Наверное.
Но Джейн уже не слушала. Она принялась листать книгу. Ее руки подрагивали, а взгляд метался по строчкам, как будто в них было скрыто жизненно важное послание, адресованное лично ей. Я испытала приступ странной, необъяснимой ревности.