Син улыбнулся, чувствуя ее дрожь, слыша ее стоны каждый раз, когда он до неедотрагивался. Она была так изящна, и он хотел изучить каждый дюйм её тела.

Её пальцы и ладони танцевали на его коже, но когда она взяла его в руки, все,что он смог сделать, – это не извергнуться немедленно. Он никогда не был сженщиной, которая знала, кем он был в течение столетий. Опять же, со смертижены, он никогда не был с женщиной, которая знала о нем все. Все его любовницыбыли только на одну ночь. Мимолетные лица, которые приходили и уходили лишьтогда, когда он больше не мог выносить воздержания.

В отличие от остальных, Кэт останется здесь, когда они закончат. Она не уйдет,чтобы никогда не вернуться. Это делало её особенной и заставляло его хотеть,чтобы она испытала самое лучшее, что с ней могло случиться в его постели.

Когда она его покинет, то никогда не сможет утверждать, что чего-то неиспытала. Целуя её, он скользил ладонями по её бедрам до коротких волосковмежду её ног.

Кэт задохнулась, когда Син скользнул пальцами ей между ног, чтобы дотронутьсядо самой сокровенной её части. Огонь прошел сквозь нее, когда его пальцыгладили её нежные изгибы и когда нашли ту её часть, которая оживала только отего прикосновений. И когда он проник одним длинным пальцем внутрь, она громкозастонала.

Син застыл, почувствовав невозможное. Этого просто не могло быть… С изумлениемон подался назад, чтобы пристально взглянуть на Кэт.

- Ты девственница?

- Да.

Это его еще больше озадачило.

- Как?

Она вздернула подбородок, и заговорила полным сарказма тоном:

- Я никогда не была раньше с мужчиной.

Он закатил глаза.

- Я знаю, что такое девственница, я спрашиваю, как ты смогла ею остаться?

- Я говорила, они за мной присматривали.

Да, но одиннадцать тысяч лет? Черт. Это уж слишком.

- Сейчас за тобой не смотрят

Она очертила линию его бровей, в уголках её губ пряталась улыбка.

- Нет. Только ты смотришь на меня.

Син все еще не мог понять.

- Почему ты ждала все эти столетия, а потом забыла об этом, повинуясь капризу.Ты меня едва знаешь.

Выражение ее лица было самым нежным из тех, что какая-либо женщина дарила ему,и он растаял.

- Я знаю тебя, Син Я была внутри тебя… и хочу, чтобы ты был внутри меня.Неужели это так сложно понять?

Часть Сина хотела проклясть её и ту нежность, которые она в нем пробудила. Онхотел сказать, что она ничего не значит, и ему от нее ничего не нужно.

Другая его часть хотела только обнять её. Медленно двигаться в её руках ипозволить успокоить его еще больше, чем она уже сделала.

В итоге он прислушался к своему гневу. Он не мог позволить себе открыться ейили кому-то еще. Его в жизни достаточно ранили. Последнее, чего он хотел, - этопривнести еще боли в свое существование. Им достаточно попользовались иманипулировали.

- Это не даст тебе власти надо мной.

- Я этого и не жду.

- Тогда на что ты надеешься, переспав со мной?

- Ни на что, Син. – Её искренний и простодушный взгляд вызвал в нем волну виныза то, что он был так резок с ней. – Ничего больше, кроме моментовудовольствия. Мне больше ничего от тебя не надо. Обещаю. – Она начертиламаленький крестик у сердца.

Он покачал головой. Не может быть так просто. Не может.

- Мне трудно в это поверить. Ничего не бывает в этом мире бесплатно. Никогда.

- Тогда вставай и одевайся. – Она посмотрела направо. – Там дверь, уверена, тызнаешь, как ей воспользоваться. Это очень простой процесс. Ты делаешь шаг зашагом, поворачиваешь ручку и продолжаешь идти.

Он должен это сделать. Так он и намеревался, но как только Кэт прикоснулась кего щеке, он затерялся в её нежности. Он только хотел, чтобы его обняли…

Будь он проклят за это. Он так устал быть один, Приходить домой в пустуюкомнату, где он зализывал свои раны, и жить, только чтобы сражаться. Он большене знал, зачем сражается. Почему он должен заботиться о мире, который малозаботится о нем? Но когда он посмотрел на нее - узрел то, чего не видел долгоевремя. Сострадание. Юмор. Красоту. И еще кое-что, что поражало больше.

Его чувства запутались, когда она перевернула его на спину и легла рядом. Егоэмоции завертелись в вихре, как только она стала дразнить его челюсть языком изубами. Её волосы рассыпались на его коже, щекотали его. Но тепло её телазаставило его сорваться. Он проиграл. Проиграл её прикосновениям и теплу.

Когда она так его обнимала, он не смог бы подняться, даже если бы комната былав огне.

Кэт видела тысячи красивых мужских тел за свою жизнь. Безупречные исовершенные, они появлялись и исчезали.

Ни одно из них не шло в сравнение с испещренной шрамами красотой Сина.

Его тело рассказало историю мужчины, о котором некому заботиться. В этом планеон напоминал её отца. Но Син не был похож на Ашерона.

Сина окружала сверхъестественная холодность. Его ранили столько раз, что онбольше не верил в великодушие. Он также не мог принять её доброту. Слишкомхолодно так жить.

Все, что она хотела, – согреть его. Показать, что не все хотят причинить емувред. Некоторым людям можно доверять. Не каждый стремился причинять боль другимлюдям. Еще можно было найти доброту.

Но она не была уверена, что он когда-нибудь в это поверит. Точно не поверит,если узнает правду о той ночи, когда Артемида забрала его силы.

Нет, ночи, когда она забрала их и отдала матери. Это было неправильно, но онасделала это, чтобы защитить мать. Она хотела убить себя за тупость. Тогда жеона верила всему, что говорила её мать.

Она была так глупа.

Если бы только можно было вернуться и все изменить. К сожалению, она не могла.Все, что она могла сделать, – попытаться утешить его сейчас. Быть здесь, когдаему потребуется помощь в его сражении.

И она это сделает.

Син смотрел на неё полуприкрытыми глазами, а она скользила по его телу,исследуя каждую его часть. Сейчас он распознал невинность в её неуверенныхприкосновениях. Любознательность.

И когда Кэт дошла до центра его тела, то остановилась. Задержав дыхание, онсмотрел, как она пристально его изучала. Было больно ощущать её взгляд, а неприкосновение, особенно если учесть, как он был тверд.

Их взгляды встретились. Уголок её рта изогнулся в улыбке, потом она дотронуласьдо него. Застонав от удовлетворения, он выгнул спину. Её пальцы пробегали повсей длине его пениса, и все это время он извивался от удовольствия.