— Говорит, что надо кушать хорошо.

— Я тебе об этом постоянно говорю.

— Еще сказал, что скорей всего будет кесарево сечение, а я хотела сама, — тяжело вздыхаю, поглаживая свой живот. Малыш лениво пинает мою ладошку.

— Ты же понимаешь, что так надо, раз врач сказал.

— Я чувствую себя какой-то ущербной.

— Не надо так думать, Аня. Ты самая лучшая. Просто так получилось.

— Но почему именно со мной? — всхлипываю. С беременностью вывести меня на слезы проще простого, как и утешить. Я порой устаю от скорости смены своего настроения.

— В следующий раз все будет идеально, поверь мне на слово, — чувствую в каждом слове его улыбку, чувствую его заботу в интонации. И, находясь друг от друга за много тысяч километров, его нежность ощущаю в воздухе, вокруг себя. Никита подобном моему ангелу-хранителю.

— Ты так говоришь, словно планируешь еще одного ребенка.

— Кто знает, о дочке-малышке я все еще мечтаю.

— Серьезно? — смеюсь, качая головой. Шутник.

— Давай просто помечтаем, а там время покажет. Теперь топай домой. Ты когда там в декрет уходишь?

— Вот на этой неделе уже.

— Отлично, отсыпайся впрок. Я приеду, займемся подготовкой приданого малышу. Как Пашка?

— Хорошо, ленится учиться, но мы с ним договариваемся. Бузя меня поддерживает.

— Эта собака на что-то серьезное способна, кроме как грызь тапки? — от его негромкого смеха у меня возникают мурашки, я сразу же представляю, как его губы растягиваются в дурашливую улыбку. Улыбку не видно из-за бороды. Он ее сбривает, когда возвращается домой.

— Никит, я тут подумала, может нам с Пашей стоит вернуться к нам на квартиру?

— С мамой что ли поссорилась?

— Нет, Полина Ивановна чудесная, просто я хочу к нам домой и ждать тебя там.

— Ань, потерпи немного, я скоро вернусь.

— Я скучаю по тебе, — шепотом признаюсь, признаюсь чистосердечно. Эта правда стала мне известной недавно, просто однажды ночью проснулась от ощущения тоски в груди. Тоски по Никите. Я очень много о нем стала думать, особенно после случайной встречи с Димой.

— Я тоже по тебе скучаю. Все, малыш, мне нужно работать. Целую, пока.

— Пока, — еще несколько секунд слушаем дыхание друг друга, первый отключается Никита. Я задумчиво блокирую телефон, поднимаю голову и цепенею. Панически начинаю оглядываться по сторонам в поисках пути побега.

— Аня! — меня хватают за локоть, как только я неуклюже встаю с кушетки и делаю один шаг. Испуганно смотрю на мужскую руку, сжимающую мой локоть, потом медленно поднимаю глаза на лицо мужчины. Сглатываю. Почему в таком огромном городе невозможно затеряться навсегда? Или у жизни свое чувство юмора, не понятное для меня.

— Нам нужно поговорить, — пальцы сильнее сжимаются на моей руке, давая понять, что не позволит мне вырваться. Я не хочу с ним разговаривать. Не хочу!

— Хорошо. Мы поговорим, — голос лишен эмоций, я нахожусь в каком-то ступоре. Как в тумане дохожу до гардеробной, стараюсь без лишней суеты спокойно одеться, игнорируя рядом стоящего мужчину. Он порывается помочь мне надеть куртку, я его останавливаю вскинутой вперед рукой.

Это всего лишь разговор, потом мы разойдемся в разные стороны.

Аня

Дима привозит в незнакомое мне кафе. Я нервничаю, гадаю, о чем мы с ним будем разговаривать. Я не признаюсь ему, что ребенка оставила. Ни за что и никогда. Он не заслуживает это счастье, тем более у него жена в положении, так что вопрос с наследником не стоит.

— Две чашки чая, девушке еще бисквитное пирожное, — он уверенно делает заказ, не спрашивая меня, чего я хочу. Когда-то действительно бисквит был любимым лакомством, с беременностью вкусы изменились. А на чай с добавками у меня возникает аллергия.

— Ты бы поинтересовался, хочу ли я что-то из того, что ты заказал или нет, — язвительно замечаю, нарушая свое же обещание, хранить молчание, не начинать первой разговор.

— Раньше ты любила чай и пирожное.

— Это было раньше, теперь я люблю мясо и стакан воды с лимоном.

— Ты специально ерничаешь?

— Нет. Я действительно перестала есть пирожные, пью только черный чай без каких-либо добавок.

— Серьезно? — удивленно вскидывает брови, задумывается. Прячу свои руки под стол, точнее кладу их на живот. Этот жест меня немного успокаивает, сынок затих, словно прислушивается к голосу настоящего отца.

— О чем ты хотел поговорить? О том, как прекрасно в Китае?

— В Китае действительно круто, я бы с удовольствием там остался.

— Чего не остался?

— Милана забеременела, захотела вернуться в Россию. Сказала, что наблюдаться и рожать будет только у своего дяди, — простота Димы добивает. Он с улыбкой вываливает на меня причины своего возвращения, ни на минуту не допуская мысль, что мне это неинтересно, что спросила я просто так.

— Поздравляю.

— Тебя тоже можно поздравить или…

— Это ребенок мужа, — по умолчанию я давно Никиту считаю отцом моего ребенка Он сам делает все, чтобы я так думала и мне нравится эта мысль. И сынок охотно с ним играется, когда тот кладет свои теплые ладони мне на живот.

— Ты вышла замуж? — Дима удивлен. Нет, он кажется шокирован, видимо не допускал и мысли, что я могу устроить жизнь без него. Торжественно показываю руку, кручу обручальное кольцо. Пусть оно самое простое, гладкое, но самое ценное, что у меня есть между мной и Никитой.

— Оу, поздравляю. Не ожидал от тебя такой прыти. В августе ты приезжала и умоляла меня признать ребенка, спустя полгода замужем и ждешь от него ребенка. Я был о тебе лучшего мнения.

— Я тоже была о тебе лучшего мнения.

— И все же я тебе не верю, — он сужает глаза, пристально меня рассматривает. Не верит? Почему? Кольцо уже не доказательство?

— Почему?

— Потому что врачи обычно после аборта рекомендуют воздержаться от беременности, дать организму восстановиться.

— Это случилось внепланово. Мы не планировали так скоро обзаводиться ребенком, но… В отличие от тебя, мой муж, узнав, что я беременна, не стал меня посылать делать аборт. Он женился на мне.

— Впечатляет! Какой благородный.

— Я счастлива. Спасибо тебе, — улыбаюсь теперь от души. Диму действительно стоит поблагодарить за свое козлиное поведение. Если бы не он, не было у меня Полины Сергеевны, Паши и Никиты. Про малыша вообще молчу, это моя самая радостная ошибка.

Дима недоволен. Поджимает губы, раздраженно помешивает ложкой в чашке сахар. Я беру свою чашку, принюхиваюсь. Обычный черный чай. Делаю глоток и внимательно смотрю на свою некогда большую любовь. Сейчас я понимаю, что не любила его. Скорей была ослеплена его отношением к себе, его улыбкой, его харизмой. Он действительно умел нравится, на него смотришь и чувствуешь, как невообразимо тянет оказаться рядом. Веселый, заводной, шумный — человек-праздник. Даже сейчас, смотришь на его угрюмое лицо, все равно губы дергаются в сдерживаемой улыбке. С ним весело провести время, но не жить. Не строить семью, дом, заводить собаку. Этим всем нужно заниматься с человеком, который смотрит вперед и думает о будущем на два шага вперед. Как Никита. За ним действительно как за каменной стеной. Укроет, согреет и полюбит. И я его полюблю. Точнее уже люблю.